|
|
«Труды Саратовской ученой архивной комиссии.
Сердобский научный кружок краеведения и уездный музей»
Дом пионеров
Одноэтажное здание на Красной улице имеет свою историю. В 1862 году в нем была открыта первая женская школа имени святого Иосифа. Сейчас – детская художественная школа.
В младших классах я посещал домпионеровскую библиотеку. Заведовала ею профессионал - библиотекарь - Александра Никаноровна Вралушкина. Зная мой вкус, она заранее подбирала литературу. Иногда, предложенная книга, почему-то мне не нравилась. Наскоро дома пролистав и просмотрев картинки, через день-два, возвращал.
– Валерик, так быстро осилил? – в ее вопросе сквозила ирония. – Расскажи, пожалуйста, о чем в ней написано?
Я мялся, пожимал плечами, говорил что-то невнятное, моргал глазами.
– Нет, дружочек, так дело не пойдет! Бери назад, читай, потом придешь за другой.
Делать нечего. Брал, читал, возвращал. Так, благодаря Александре Никаноровне, я осваивал ступени художественной литературы.
В доме пионеров работало множество кружков. Я посещал: авиамодельный, физкультурный, хоровой и струнный. Остановлюсь на нем. В него меня затащил Юра Никитин. Он играл на гитаре, а мне предстояло освоить домру.
Руководила кружком Нина Николаевна Ключарева - знаток своего дела и деликатнейший человек. Немолодая, суховатая, быстрая в движениях, она виртуозно играла на всех струнных инструментах и музыкой могла увлечь любого. Оркестр был большим, но, казалось, она видела всех насквозь: кому медведь наступил на ухо, а из кого будет толк. На первых же занятиях ей стало ясно, что я имел основательную встречу с косолапым. Стойко вынося мою "музыку", давала домру домой с программой индивидуального обучения. Я старался изо всех сил, однако музыкальной грамоты не освоил, зато полюбил звучание народных инструментов.
Подошло время отчетного концерта. Нина Николаевна разрешила мне занять место около контрабаса, в третьем ряду оркестра, и смущено просила лишь касаться медиатором струн. Оркестр получил хорошую оценку. После этого я понял, что домра не моя стезя и перешел в декламацию.
Стихи мне нравились, память была хорошей. На одном из конкурсов я занял первое место. Нина Николаевна, как председатель жюри, вручила мне книжку «Детские годы Багрова внука» и пожелала дальнейших успехов.
Дом юннатов
Каким ветром меня туда занесло, я и сам не понял, но то, что по ботанике в школе я потом получал хорошие и отличные оценки – факт.
Просторный до революции деревянный дом с резными наличниками, высокой верандой с видом на реку, он и по сей день украшает Набережную улицу. При нем был огород для опытов над растениями, теплица, живой уголок, где содержались лиса, заяц, енотовидная собака, ежи; в террариуме ползали ящерицы, ужи; в аквариуме резвились разного рода рыбки. Снопики злаковых, муляжи бахчевых, разнообразных фруктов, ягод были расставлены вдоль стен...
Руководила домом юннатов Елена Николаевна Гусельникова, последовательница Мичурина. Грузная, спокойная, с венцом кос вокруг головы, она никогда не повышала голоса. Мы отвечали ей уважением и любовью. В ее бытность дом юннатов обрел всесоюзную славу. Многие ребята, за успехи в растениеводстве имели медали и дипломы ВДНХа в Москве, вели переписку и обменивались семенами с ребятами других городов СССР. В Приволжском книжном издательстве была напечатана книжка Е.Н.Гусельниковой – «Сердобские юные мичуринцы».
Занятия растениеводческого кружка вела сама заведующая. Мы сидели за круглым столом и срисовывали с плаката послойно землю, ее структуру и под диктовку записывали методы улучшения плодородия, расчеты внесения удобрений и фиксировали еще множество премудростей, необходимых земледельцу. В кружке сделал для себя открытие, что земля вовсе не мертвая, а живая и что она дышит воздухом. Рассказы Елены Николаевны о земле и земледелии были настолько захватывающими, что незаметно пролетало время и нам не хотелось расходиться.
Задолго до весны, при распределении культур для выращивания, мне достался ревень, ценный лекарственными свойствами. Я прочитал всю доступную по нему литературу, сдал экзамен и с нетерпением ожидал начала полевых работ. Пришла весна. Я с удовольствием копал, рыхлил грядку, делал бороздки и высаживал семена. Потом каждый день прибегал и смотрел, не появились ли всходы. Наконец-то пробились зеленые пупырышки. Они росли и набирали силу не по дням, а по часам. Мне казалось, чем больше воды, тем лучше. Елена Николаевна охладила мой пыл.
– Валерик, во всем должна быть умеренность. Вода из друга может стать недругом. Природу обмануть нельзя.
На летние каникулы меня родители отправили на целое лето в пионерский лагерь, и пришлось грядку передать другому юннату. Осенью он собрал хороший урожай ревеня. Я тоже гордился успехом.
Гудки
Их в городе, в пору моего детства, звучало несколько. Главный – часового завода. Басовитый, протяжный, требовательный он подавал голос ровно в шесть по московскому времени и будил почти весь город. Тут же к нему присоединялся сельмашевский тенор. Он поднимал поселок Мазановка и, подхваченный ветром, долетал до совхоза «Большевик», что в пяти километрах от города. Обоззаводской гудок - сиплячок, имел местное значение и лишь поддакивал двум первым.
Гудки гудели три раза в день: утром, обед и по окончании работы в пять вечера. В воскресенье сигналил только часзаводской и только утром.
В рабочие дни, сразу после гудков, в домах зажигался свет, и начиналась обычная семейная суета: кто готовился идти на работу, кто в школу, кто в детский садик, а кто–то шел по другим делам.
Конечно, гудок хорошо, но когда прерывает сон и не очень хочется подниматься зимой с теплой постели и идти в школу, то отношение к ранней побудке было определенным. Но что делать, команда дана!
Гудки необходимы были городу. Под них рождались дети, отмечались радостные события, как в городе, так и в стране в целом. Иногда они звучали скорбно и протяжно, как это было в день похорон Сталина.
Гудки в то время объединяли людей и были их коллективными часами. Со временем гудки смолкли, и в домах затикали свои часы...
Совесть
Мой отец, майор авиации, кроме денежного довольствия получал на себя раз в месяц паек: мясо, колбасу, крупу, муку, соль, специи, картошку, морковь, свеклу, квашеную капусту и т.д.
В день выдачи, прихватив авоськи, все семейство отправлялось к «Нардому», под которым находился продовольственный склад. Поскольку семья была многодетной, нас пропускали вне очереди. Загрузившись, припасы несли домой, а за овощами на следующий день шли в подвал под церковь. Я входил в холодный полумрак с определенной опаской, помня, как мальчишки говорили, что под церковью обитают покойники. Однако, всматриваясь во влажные кирпичные своды и вдаль, прислушиваясь, даже намека на что-либо пугающее не находил, тем более, что рядом были отец и братья.
Мы, четверо, имели хороший аппетит, свойственный возрасту и, естественно, пайка на такую ораву не хватало, вот и решили родители завести поросенка. Мы жили тогда на улице Красноармейской, занимая половину дома. Во дворе имелся большой сарай, в котором отгородили загон для будущей живности.
Утром весеннего воскресного дня пошли на базар покупать по выражению брата Энки – "поросячий" двигатель. Выбирать было из чего: от огромных хряков, до недавно родившихся поросят. Остановились на небольшой чистенькой свинке, тут же назвав её – Машей, которая оказалась веселого и буйного нрава и не хотела залезать в мешок. Отец поймал её, схватил за задние ноги. Визжа, Машка оказалась в глубине мешка, и Вилька тут же завязал его бечевкой. Отец взялся за узел, а братья за углы и понесли "сокровище". Оно хрюкало, издавало странные звуки и норовило освободиться из плена. Я старался гладить его, но это не имело действия. Визг раздавался на всю улицу, давая повод для прохожих обращать внимание на нашу процессию. Наконец-то покупку донесли и выпустили в загон. Хрюкая, она бегала по кругу, очевидно, радуясь обретенной свободе.
С этим приобретением на нас, мальчишек, легла забота кормить и поить его, чистить загон, добывать траву и еще множество непредвиденных работ. Это отнимало наше "драгоценное" время, но что делать? Помогать родителям надо!
Машка росла быстро и становилась любимицей. Особенно ей нравились почесывания за ушами. Она валилась на бок, закрывала маленькие глазки, вытягивала ноги, чуть слышно похрюкивая. Блаженство ее плавно переходило в сон.
На семейном совете решили "поросячий двигатель" кормить до Нового года. Приближались холода, и в хлев понадобилась подстилка. Напротив нас жила семья летчика Ралдугина, который недавно заколол борова, и у них осталась солома. Мать попросила меня сходить за ней. Я отнес одну охапку, другую, третью, когда освободилась часть загородки под крыльцом, увидел наверху под доской коричневую папку. Не раздумывая, вытащил её, вложил в большой пук соломы и бегом домой.
Бросив солому, вбежал с находкой на кухню.
– Что случилось, сынок? – встревоженная моим видом, спросила мать, отставляя в сторону недомытую кастрюлю.
Я положил на стол папку. С удивлением на лице, медленно развязала на ней ленточки и распахнула. Там оказались пачки облигаций 3% выигрышного займа.
–Откуда это?
– Из-под ралдугинского крыльца, – ответил я, потоптавшись на месте.
Покачав головой, она некоторое время стояла молча. Молчал и я, боясь выговора за то, что принес домой не свое.
– Сынок, на чужом горе свое счастье не построишь. Надо вернуть это. Зови тетю Женю.
У меня будто камень отпал от сердца, и с обретенной легкостью, побежал за ней. Почувствовав что-то неладное, она бросила домашние дела и, запыхавшись, без стука вошла к нам.
– Что-нибудь случилось, Лен?
Мать указала рукой на папку и отодвинула ее к краю стола.
Удивившись такому количеству облигаций, тетя Женя отступила на шаг от стола.
– Вот это богатство. Чьё оно?
– Твое, Женя. Валерий нашел его под вашим крыльцом, где солома была, – ответила с виноватой улыбкой мать.
Женщина оторопела от неожиданности и села на табуретку, закрыв лицо ладонями. Из-под них покатились слезы. Мать, как могла, успокаивала её. Вытерев рукавом потертой кофты щеки, соседка поделилась горем.
– Петр Николаевич укрывал от семьи большую часть своей зарплаты, а остальное давал по выдаче, то трешку, то пятерку в день. Попробуй прожить с тремя детьми на такие гроши, а им, кроме куска хлеба, и сладкого хочется, да и обуть, одеть надо. Мы часто скандалили, а что толку. – Глубоко вздохнув, продолжила. – Вот, оказывается, куда денежки уплывали. Я замечала, когда в газетах печатали таблицы выигрышей, он становился вдруг добрым и радостным. Знать что-то перепадало ему, но не семье.
За разговором она пересчитала облигации. Их оказалось на двадцать пять тысяч рублей. На такие деньги в то время можно было купить пять легковых автомашин «Москвич».
Сомневаясь, что содержимое папки ее, тетя встревожилась.
– Лен, а вдруг это не наши облигации, а прежнего жильца, Кузьмы Кузьмича? Скандал будет на весь город. Позору не оберешься. Как людям буду смотреть в глаза. Совестно брать чужое.
– Женя, – ответила мать, – Кузьмич был слишком беден, чтобы иметь такую сумму и уехал неизвестно куда. Пять лет года его нет. За это время можно вспомнить о таком сокровище. Не сомневайся, свое берешь, а не чужое. Совесть твоя чиста, не в пример твоему муженьку. С ним разберешься сама. Забирай тебе положенное богатство!
– И то, правда. Валерку надо отблагодарить, – и, недолго думая, протянула мне двадцатипятирублевую облигацию, но я категорически отказался, мать поддержала меня. – Хорошо, тогда подарю что-то другое, – сказала она таинственно.
Когда пришел со службы отец и все сели ужинать, мать рассказала о моей находке и возврате её. Поддержка нашим действиям была полной. Я ходил героем.
Тетя Женя выполнила обещание. На следующий день позвала меня к себе и, оглядываясь по сторонам, предупредила.
– О подарке никто не должен знать, иначе в милицию затаскают, – и протянула мне тряпку, пахнущую керосином,
В ней оказался настоящий револьвер, правда, без патронов и с расплющенным стволом. Его мы летом потеряли на рыбалке.
Тот урок совести мы с братьями помним и по сей день. Я рассказал о нем внуку. Он внимательно выслушал и пожал мне руку.
– Надейся, дед, и моя совесть будет чистой.
~ 11 ~
|
|
