в оглавление
«Труды Саратовской ученой архивной комиссии.
Сердобский научный кружок краеведения и уездный музей»

Культура

Хранителем национальной русской культуры все же является глубинка. Культурным центром моего Сердобска был «нардом» с библиотекой, музеем, кино и концертным залом, которые редко пустовали. В нем проводились торжественные вечера, смотры художественной самодеятельности, как городского, так и районного масштаба, выступления драматических коллективов и приезжих артистов, а для молодежи в зимнее время организовывали танцы.

Хорошо помню, штурмы билетной кассы на фильмы о «Тарзане», да и не только на него!

В пятидесятые годы прошлого века был выстроен дом культуры часового завода. Свои, как ныне говорят, культурные центры, были в воинских частях, расположенных в центре города, при машзаводе, кирпичном, обоззаводе. Кстати, на пятидесятилетие Советской власти, изготовленная на этом заводе тачанка, лихо промчалась по брусчатке Красной площади в Москве.

Был в Сердобске в парке летний театр, построенный в начале XX века из бревен. Сиденья в нем были в виде лавок, пол земляной. На сцене театра часто выступали областные артисты и местная самодеятельность. Сейчас на его месте медицинское учреждение.

О телевизорах горожане знали понаслышке, и связь с миром поддерживали через радиоприемники или радиоточки. Наша семья, например, как и многие другие, с удовольствием слушали передачи для полярников, запомните песню, театр у микрофона и концерты по заявкам. Полюбившиеся песни из передач и кинофильмов быстро становились народными. Часто транслировались дни культуры народов СССР, выступления поэтов, прозаиков. Все это прививало культуру, гордость за Родину, престиж у молодежи к воинской службе. В мое время шутили, если парень не отслужил армию, то и жениться ему рановато.

Не пустовали и заводские дома культуры. В них каждый взрослый и ребенок мог найти занятие по душе: пение, декламация, духовой и струнный оркестры, театральные кружки. Художественной студией при часовом заводе руководил самодеятельный художник Фрейман. Помнится чтец-юморист Ишутин. Коренастый, нос крючком, он с вдохновением читал басни Михалкова и других авторов.

Коллективы самодеятельности часто выезжали с шефскими концертами в колхозы и совхозы района, особенно в уборочную. Городских артистов везде принимали с удовольствием.

Не обходилась культурная жизнь Сердобска и без курьезов. Как-то развесили афиши о выступлении ансамбля песни и пляски Черноморского флота. Представителя ансамбля городское начальство обласкало, и забронировало место в гостинице. Интерес к выступлению превзошел все ожидания. Все билеты были проданы. Буквально за день - другой, выяснилось, что шум в городе наделал заезжий аферист, у которого не поинтересовались даже документами. Он собрал денежки и дал деру, но был задержан милицией на вокзале. Газета «Ленинский путь» откликнулась по этому поводу статьей «Хлестаков в Сердобске».

В те годы по стране разъезжало много лилипутов, фокусников, силачей. Один из них, Бедило, якобы, ученик знаменитого в России силача Ивана Поддубного, заехал и к нам. Он рвал цепи, играл с пудовыми гирями, разгибал подковы, скручивал железные пруты, лихо вбивал руками гвозди в толстые доски, а на стадионе за веревку удерживал машину полуторку, которая потом по настилу проехала по его грудной клетке.

Насмотревшись на силача, и я решил повторить его номер с гвоздями. Когда из дома все ушли, я взял шпигарь, длинный гвоздь, обмотал головку тряпкой и давай бить им по сидению табуретки. Оно оказалось прочным, не пробиваемым, но местами дерево все же расщепилось. Пришла мать, увидев испорченный предмет мебели, возмутилась. Пришлось объясняться.

На танцы в летний парк мы с ребятами стали ходить с десятого класса.    

Желающих на открытую площадку было так много, что танцы устраивались по сеансам. Одни оттанцуют, запускали других. Духовой оркестр и радиола – главные инструменты музыкального сопровождения. Вальсы, фокстроты, танго не уступали по популярности твисту и другим новинкам, которые танцевали "стиляги", студенты, приезжающие на каникулы. Их манеру носить широкие в плечах пиджаки в клеточку, узкие яркие галстуки с рисунками обезьян на пальмах, брюки-дудочки и туфли на высокой микропористой подошве, копировали и мы, провинциалы. Уходили в прошлое наши брюки-клеш, фуражки семиклинки, самовязанные тюбетейки.

Чего грех таить, на танцах иногда случались драки, но в основном, из-за девчонок. Дрались до "первой крови", лежачего не били, тем более ногами. За ношение ножей, а тем более, кастетов, преследовали по закону. Как только возникала заварушка, тут же появлялись дружинники, «петухов» разнимали и выводили за пределы парка.

В городе спорт был в почете. Кроме футбола проводились городские, районные, а то и областные соревнования по различным видам спорта. Особой популярность пользовалась легкая атлетики и эстафеты, а зимой – лыжи, коньки. Среди школ соперничали первая и наша, вторая. То мы у них вырывал пальму первенства, то они оставляли нас позади.

Праздники

Их ждали, к ним готовились. В домах кипела предпраздничная работа: наводился порядок, пекли пироги, готовилось угощение для гостей.

Новый год мы встречали в кругу семьи. А какой Новый год без елки? Они в наших краях – редкость, но молодые сосенки прекрасно заменяли их.

Бывало, всем семейством наряжали пахнущую смолой зеленую красавицу. Заводские игрушки в магазинах не залеживались, да и мало их было. Убранство делали сами: вырезали птичек, зверушек из цветной бумаги, клеили шарики, гирлянды, карнавальные маски, но главным украшением елки, конечно, были конфеты. Иногда на ниточках развешивали апельсины или мандарины. Новогодний подарок под елкой обязательно лежал для каждого из нас. В доме стоял неповторимый запах смолы и пирогов, печь которые была великой мастерицей наша мать.

Первомай. Пожалуй, один из самых любимых праздников моего детства.

Город преображался. Улицы подметали, на столбах, зданиях вывешивались флаги, иллюминация. Через улицы натягивали лозунги. Главным событием дня была демонстрация. Она проходила на Базарной площади. Накануне, ее ровняли, посыпали белым речным песком, возводили трибуну, на столбах прилаживали громкоговорители. С раннего утра люди спешили к месту сбора колонн. Всюду слышались песни, смех, музыка. Каждая колонна была оформлена по-своему. Красные флаги, флаги советских республик, зеленые веточки, первые цветы, портреты руководителей страны, плакаты, призывы. Люди с любопытством смотрели на физкультурников и военных, чьи колонны начинали шествие, на грузовиках везли ребятишек.

Как только из громкоговорителя раздавался десятый удар кремлевских курантов, все замолкали. Кто-то их местного руководства произносил речь, и поток демонстрантов начинал бурлить у трибуны. "Ура! Ура! Ура!" – кричал народ, в воздух летели разноцветные шары. Люди радовались празднику, весне, солнцу. С площади Первомай переходил в дома, в березовую рощу, на Майский родник или на берег Сердобы. Весь день город шумел и веселился – песни, танцы заканчивались лишь к ночи. Все это запоминалось так ярко, как будто было вчера.

Великий Октябрь отмечали так же красочно и многолюдно. Обязательным был военный парад, физкультурники, духовой оркестр. Бесконечный поток улыбающихся людей не замечал плохой погоды, ветра. Все были охвачены единым настроением праздника и веселья.

День птиц — 1 апреля.

Он был связан с прилетом в наши края "сорока пичужек", в том числе жаворонков и скворцов. Прилетел скворец – зиме конец! Весна к этому времени уже шумела, играла ручьями. Интересно было наблюдать на улице Ленинской, у мостика через ручей, как грачи и вороны на старых ветлах дрались из-за гнезд.

Воробьям тоже не хотелось уступать чужестранцам - скворцам скворечники. Воробей затихал в нем, а скворец сидел на крыше, выжидая момента. Стоило воробью хоть на минуту оставить домик, скворец - тут как тут. Садился на планку у входа и начинал свистеть на все лады, зазывая скворчиху. Где взять силы воробью, чтобы справиться с завоевателем? Поскандалит, поскандалит да и улетит под какую-нибудь стреху.

В празднике птиц принимали участие не только детвора города, но и взрослые Отцы, деды в меру своей фантазии и умения помогали детям мастерить скворечники, делая их маленькими, большими, двухэтажными, с плоскими, шатровыми крышами, с резьбой по бокам. Не забывали прибавить и сухие веточки к задней стенке, чтобы скворцы пели и отдыхали на них.

Сбор участников праздника назначался у дома пионеров. Со всех школ спешила детвора. Получив задание, с песнями расходились их выполнять. Мальчишки занимались птичьими домиками. Если дерево высокое, то их прибивал кто-нибудь из взрослых, а на доступные мальчишки с удовольствием лазили сами. Девчонки наводили порядок на улицах. Всем в этот день хватало работы. В заключение – снова сбор, подведение итогов и награждение победителей.

Ребячьим весельем в городе утверждалась весна.

Крещение. Крещенская ночь всегда морозная.

Черное небо высокое, звезды крупные, блестящие, словно отмытые к празднику. Млечный путь с льдинками звезд казался холоднее обычного. Безветрие. От уличных фонарей вверх тянулись серебристые лучи. Город не спал. Народ валил к Михаилу Архангелу. Чтобы согреться, я футболил валенками катыши конского навоза. Около двенадцати ночи на крыльцо собора выходил с дымящимся кадилом батюшка, служки с хоругвями и особо почитаемыми иконами. Площадь замирала, не слышны были даже скрипы валенок или кашель. Начиналась проповедь.

– Во имя Отца и Сына, и Святого духа, аминь, - заключал священник и осенял всех крестным знамением.

Толпа дружно отвечала.

– Аминь!

Некоторые крестились, кто-то в молчании опускал голову, кто-то шептал губами какие-то слова, но никто не смеялся. Затем, впереди народа, помахивая кадилом, батюшка вел людей к реке. Звучала новая молитва. Плотное кольцо любопытных и желающих осветиться, окружало заранее приготовленную прорубь, куда опускался на цепочке серебряный крест. В это время, якобы, вода должна колыхнуться. Кто-то кричал.

– Колыхнулась! Колыхнулась!

И начиналось. Многие нагишом бросались в воду. От вида обнаженных людей меня передергивало.

– Охальник, креста на тебе нет! Отвернись! – кричала на кого-то старушка, крестясь. – Господи Иисусе, прости мя грешную, - сказав, несколько раз приседала в воде.

– Ванька, откупоривай "мерзавчик" (так называли у нас четвертушку водки)! Чтобы стакан налитой был и про огурчик не забудь, пока я буду набираться святости! – командует здоровенный парень из проруби, помогая какому-то дедку выбраться из ледяной купели.

Дед дрожал, ежился, стучал зубами. Родственники на него накидывали тулуп, нахлобучивали шапку и вставляли тощие ноги в катанки. Согревшись, перекрестившись, дед целовался с бабкой.

Крещение в разгаре. Его нарушили несколько голосов.

– Расступись, народ. Ганя Гоголевская идет окунуться!

По людскому коридору семенила юродивая. Рваную шубенку, в дырах платок, короткие валенки она разбрасывала по сторонам. Оставшись, в чем мать родила, что-то кричала и ухалась в прорубь. В воде буянила и поднимала руки со старообрядческим двуперстием.

Тем временем, часть толпы ушла за батюшкой к другой проруби, где вновь освящалась вода и уже "святая", разбиралась по емкостям, в которых сохранялась, не помутнев почти до мая.

Провожая меня на крещение, бабушка Катя просила.

– Внучек, не забудь принести святой водицы. Вон, бидончик на столе.

Бабушка не ходила в церковь, икон в доме не держала, но традиции русского народа чтила, и нас, внуков, всегда наставляла.

– Я не знаю, есть ли Бог и где он, но в душе он быть обязан. Веру и крест напоказ не выставляют. Вера – это добро, которое даришь людям, а крест свой каждый несет втихомолку.

Набрав воды, я с чувством выполненного долга весело шагал домой, отдавал воду бабушке, а сам валился на кровать и засыпал сладким сном, а крещенская ночь постепенно переходила в утро. Утром в школу. 

~ 9 ~

 


назадътитулъдалѣе