в оглавление
«Труды Саратовской ученой архивной комиссии.
Сердобский научный кружок краеведения и уездный музей»

Н. В. Кузьмин, Страницы былого, Рассказы о прошлом, 1984 год
Н. В. Кузьмин, Страницы былого, Рассказы о прошлом, 1984 год

Н. В. Кузьмин, Страницы былого, Рассказы о прошлом

Первая газета в Сердобске

Осенью 1918 года приехали в Сердобск выпускать газету московские журналисты Н. К. Вержбицкий и П. Л. Плохов с целой артелью наборщиков и грузом полиграфических материалов — газетной бумагой, типографским шрифтом, красками и даже керосином, который по тем временам достать было трудно.

О предыстории этого события Н. К. Вержбиц­кий в своих «Записках старого журналиста» рассказывает: «...заместитель председателя Сердобского уездного исполкома И. Г. Шмыров, приехав в Москву в качестве делегата Первого Всероссий­ского съезда работников просвещения, лично обратился к Владимиру Ильичу Ленину с просьбой помочь создать в Сердобске газету. Ленин ответил согласием и месяц спустя, только что оправившись после ранения, предложил РОСТА срочно командировать в Сердобск журналистов, а также послать туда все необходимое для издания ежедневной газеты».

Я жил тогда в Сердобске, вернувшись домой из армии после демобилизации. Ехать в Петроград для поступления в Академию художеств не имело смысла — там была разруха и голод. Когда Вер­жбицкий предложил мне работать в газете, я согласился.

Работа началась с того, что я вырезал на линолеуме заголовок газеты — «Голос коммуниста» и портрет к некрологу председателя Комите­та бедноты села Куракина товарища Шляпина, зверски убитого из-за угла кулаками. Потом мне поручили работу корректора, а вскоре, приглядевшись к газетной технике, я стал дежурить попеременно с другими членами редакции ночным выпу­скающим.

Газета выходила на четырех полосах ежедневно тиражом две тысячи экземпляров. Печатная машина нашей типографии приводилась в движение вручную. Чтобы выпустить такой тираж, крутили колесо всю ночь.

13 декабря 1918 года вышел из печати первый номер сердобской газеты «Голос коммуниста».

Мы всей редакцией вкупе с местными властями ждали в типографии первого выпуска. И вот метранпаж торжественно приносит первый экземпляр газеты, напечатанный золотом! Все так и ахнули. Вержбицкий объяснил этот нехитрый трюк: по свежей краске присыпают золотым порошком, он пристает к тексту, а лишнее стряхивают.

Николай Константинович Вержбицкий был поистине душою всего коллектива газеты. У него уже был изрядный журналистский стаж. До революции он печатался в прогрессивной газете «Русь», в журнале «Серый волк», был затем постоянным секретарем сатирического журнала «Новый Сати­рикон». В юношеские годы он скитался по югу России, работал грузчиком, маляром, шахтером, много повидал и умел интересно рассказывать о своих скитаниях.

В нашей газете он писал статьи и фельетоны на злобу дня под разными псевдонимами. Паша Плохов взял на себя международные темы и еженедельно давал в газету обзор зарубежных событий, который я иногда иллюстрировал.

Вержбицкий в своих «Записках» рассказывает: «В те времена редактировать провинциальную газету вовсе не значило сидеть в кабинете и проверять работу сотрудников... На мне лежала забота о пропитании не только работников редакции, но и полиграфистов, потому что те бумажные миллионы, которые я выдавал в виде зарплаты, не имели на базаре почти никакой цены. Снабжение шло через "коммуны", по ордерам, и за эти ордера приходилось драться с львиной яростью».

Но актив газеты возрастал от номера к номеру. Объявились и местные сотрудники — рабкоры и селькоры. Нашего полку прибыло. Еще один сердобчанин — М. К. Сидоров стал работать в газете постоянным секретарем редакции.

Я ежедневно приходил в типографию читать и править гранки. Узнал множество типографских терминов: реал, талер, марзан, шпона, шпация, верстка... По ночам мне снились сны корректора: пропущенные опечатки. Радио в те годы еще не вошло в повседневный быт. Для города и всего уезда наша газета была почти единственным источником информации, так как центральные газеты приходили с большим опозданием. Редакция регулярно получала по телеграфу сводки РОСТА, и мы раньше всех в городе узнавали политические новости. Они были тревожными.

Даже и теперь вот глазам своим не веришь, когда глядишь на карту Советской России в границах 1918 года, а тогда прямо-таки жуть брала. Смотрите сами: на севере Мурманск и Архангельск в руках англо-американских интервентов. На северо-западе граница идет от Нарвы к Пскову и Витебску. На юго-западе линия тянется от Могилева к Курску, Украина, Донбасс, Крым и Кавказ заняты белыми. Сибирь под властью «верховного правителя» — Колчака.

Поистине Советская республика была «в огненном кольце». Революционная волна докатилась и до буржуазных стран Европы. В Австро-Венгрии и Германии пали монархии Габсбургов и Гогенцоллернов, была провозглашена республика и шла упорная борьба классов.

15 января 1919 года были зверски убиты Карл Либкнехт и Роза Люксембург — вожди германского пролетариата. Я помню дату, потому что при мне верстался номер, в котором было напечатано это сообщение. Метранпаж Феопемтов пришел и говорит: «Давай лозунг на две колонки!» Ночным выпускающим иногда приходилось сочинять лозунги по поводу особо важных событий. И я стал сочинять траурный лозунг.

После дежурства возвращаешься домой поздней ночью. Мороз, снег, темь, на улицах ни души. Город спит. Чем живешь ты, мой родной город? Какие заботы тревожат тебя?

Когда я приехал весной из армии, меня в первый же день поразил какой-то странный визг, доносившийся с улицы. «Что это такое?» — спросил я отца. «Колеса немазаные», — сказал отец. Вопила разруха пронзительным скрипом своих несмазанных колес: не было ни дегтя, ни колесной мази. Не было керосина, не было соли, давно забыли о сахаре и белом хлебе. Вместо чая заваривали подсушенную на сковородке морковь. Нет табака и махорки, курят «самосад», сдобрен­ный «для духу» сушеным донником. Но и для «козьей ножки» нет бумаги, за номер старой газеты на базаре можно выменять крынку молока.

Многие из местной знати сумели удрать за границу. Дом предводителя дворянства Ладыжен­ского занял уездный исполком. Именитое купече­ство ходило в обносках, чтобы не мозолить глаза каракулем и бобрами. Уездные помещики, из тех, что не успели скрыться с глаз долой, выгнанные из своих имений, жили по городским квартирам, таясь и гадая, что день грядущий им готовит. Рассказывали, что еще летом приезжал в наш город вербовщик от генерала Деникина и что несколько офицеров сбежало в «Добровольче­скую» армию к белым.

Ползли слухи, что белые уже где-то под Саратовом и того гляди появятся в нашем уезде, что наши бывшие союзники теперь, покончив с немцами, наконец-то займутся всерьез и нами; их войска уже высадились в Одессе, Новороссийске, Севастополе, Николаеве, и уж они-то, вооруженные танками, пушками и самолетами, неужто не справятся с голодранцами «товарищами»?

В редакционной почте мы нередко находили злобные анонимки с руганью и угрозами.

В уезде было неспокойно. По деревням то и дело возникали пьяные беспорядки, особенно в тех местах, где растащили по дворам водку и спирт при дележе имущества винокуренных заво­дов. В начале марта вспыхнул контрреволюционный мятеж в большом и богатом селе Бакурах. Но я уже был в то время призван в армию и узнал об этом много времени спустя.

Редакция помещалась в доме бывшего земского начальника Сабурова недалеко от типографии. Дом этот стал именоваться Домом печати. Теперь эти московские журналисты стали самыми близкими мне людьми, а Дом печати стал родным. Там мы встретили все вместе новый, 1919 год.

Каждое утро я бежал туда читать фронтовые сводки. Красная Армия на Южном фронте перешла в наступление, и «Голос коммуниста» почти ежедневно сообщал о новых успехах: 3 января был взят Харьков, 12 января — Чернигов, 21 января — Луганск. А вскоре и сам я попал в этот самый Луганск вместе с группой комсостава, направленной сердобским военкоматом на Южный фронт.

В Луганске находился штаб 15-й Инзенской дивизии, в войсках которой я прошел длинный путь от Луганска до Новороссийска.

 

Недавно я ходил на свидание со своим прошлым в Ленинскую библиотеку, где сохранились номера сердобской газеты "Голос коммуниста". Но к сожалению, не все, а только с 18 января 1919 года.

С понятным волнением листаю пожелтевшие от времени страницы, которые я когда-то корректировал. Заголовок газеты, который я вырезал на линолеуме, и теперь мне нравится — хоть столичной газете впору. Угадываю свою руку в нескольких портретах, выполненных тою же техникой. Под одной статейкой вижу подпись Н. К., возможно, что я писал — тема подходящая: об охране памятников искусства и старины. Ищу тот номер, где сообщалось о смерти Либкнехта и Розы Люксембург, чтобы прочитать мой траурный лозунг, но этот номер не сохранился. Есть телеграмма от 25 января 1919 года о похоронах Либкнехта и 28 жертв спартаковского восстания. Вот содержание одного из февральских номеров. Сводка с фронтов. Петлюровская директория бежала в Винницу. Бои под Броварами. Кто такой Петлюра? Английские суда покинули Либаву. Спартаковцы готовят новое выступление. Приезд учредиловцев. Сердобский день. Митинг в Салтыковке.

А вот несколько штрихов, рисующих жизнь и быт тех лет.

Отдел искусств доводит до сведения товарищей красноармейцев, что в Электротеатре (так называлось кино) десять мест третьего ряда предоставлены для них по половинной стоимости.

Всеобщее обучение производить в уезде с октября по май, при наличии у граждан одежды и обуви.

В селе Голяевке драмкружком поставлен спектакль с благотворительной целью. Ставились драма "Под звон цепей" Вышеградского. На вырученную сумму куплено 5 пудов муки, из нее испечено семь пудов хлеба, который отослан в Петроград, в Путиловское училище для голодающих детей.

Заметьте: послано не мукой, а печеным хлебом. Почему? Да потому, что в Петрограде и топлива не хватало.

Трудные, голодные, холодные, героические годы!

 


назадътитулъдалѣе