в оглавление
«Труды Саратовской ученой архивной комиссии.
Сердобский научный кружок краеведения и уездный музей»

усадьба Зубриловка


Поѣздка въ Зубриловку въ 1912 году

По наступленiи двухъ праздниковъ — 30 сентября и 1 октября — мнѣ представился случай съѣздить въ Зубриловку и осмотрѣть усадьбу въ имѣнiи князей Прозоровскихъ-Голицыныхъ. Въ нашей небольшой экскурсiи, кромѣ меня, приняли участiе: членъ Архивной Комиссiи Григорiй Григорьевичъ Дыбовъ и архитекторъ Моисей Федоровичъ Львовъ. Въ мою задачу входило: осмотрѣть остатки дворца, сгорѣвшаго и разграбленнаго въ 1905-мъ году, составить приблизительное представленiе о времени возникновенiя этой постройки, опредѣлить стиль, а также осмотрѣть церковь и все то, что осталось послѣ пожара и что заслуживаетъ тотъ или иной художественно-историческiй интересъ.

Мы выехали 29 сентября в 10 часов вечера и в 5 часов утра прибыли на ст. Вертуновка. Благодаря любезности управляющего, которого известил Г. Г. Дыбов о нашей поездке, за нами были высланы на станцию лошади и часа через 2 мы были на месте. Дождливая погода несколько тормозила нашу поездку, вследствие чего нам пришлось уделить времени несколько более, чем мы предполагали, и, с другой стороны, не удалось осмотреть некоторые вещи как бы этого хотелось.

Остатки дворца в настоящее время представляют интерес со стороны его архитектурных форм. Наша русская архитектура, как и другие отрасли искусства, переживала много различных направлений, являя в своем историческом развитии, то образцы народного творчества, то проявляя яркость таланта одного лица (строителя), в тоже время подчиняясь влиянию иностранцев по преимуществу запада. Чем больше сохранится былых памятников архитектуры, тем лучше и нагляднее можем проследить все этапы исторического развития русского строительства, так глубоко связанного со многими другими сторонами жизни русского человека.

Провинция, а в частности Саратов, вообще не богаты хорошими образцами архитектуры, да и те исчезают почти на глазах. К числу построев, заслуживающих глубокого внимания, принадлежит и дворец князей Прозоровских - Голицыных, хотя этот дворец почти разрушен.

Мне не удалось узнать, когда построен этот дворец, но, судя по наружной архитектуре, надо полагать, что дворец построен во второй половине 18 столетия, приблизительно 140 лет тому назад. До некоторой степени это предположение подтверждается такими соображениями: в нескольких саженях от дворца находится очень хорошо сохранившаяся церковь, построенная в том же стиле; внутри церкви на медной доске существует надпись, которая гласит следующее: «Церковь сия Спаса, Преображения построена князем Сергеем Федоровичем Голицыным и супругою его Варварою Васильевной, рожденной Энгельгардт, 1796 г.». Надо думать, что и дворец построен тогда же, а может быть немного ранее.

Какое же место занимает дворец в истории русской провинциальной архитектуры? Каков стиль этой постройки? Зубриловский дворец, надо думать, построен в царствование Императрицы Екатерины II а принадлежит к переходной эпохе от одного направления в архитектуре к другому, взамен отживающего свои дни русского «барокко» к нарождающемуся классицизму, или, как принято говорить, к ложно-классическому направлению.

В западной Европе поворот в классицизме принято считать с 1748 г., т. е. с того момента, когда были начаты Помпейские раскопки близ Рима. Конечно, не сами по себе Помпейские раскопки создали новую эру в искусстве, это был только лишний толчок в борьбе двух направлений, чтобы дать победу классицизму над отживающим свои дна барокко.

Затейливые, беспокойные формы стиля Людовика ХУ, ломаные линии и кривые изгибы карнизов „барокко", фантастические декоративные украшения «рококо» слишком долго беспокоили глаз и утомляли зрение. Назревала сама собою потребность отдыха для глаза, искание спокойных форм и вот Помпейские раскопки только напомнили о строгих традициях классического искусства.

Италия, немного забытая во времена французских Людовиков ХІѴ и XV, снова привлекает взоры европейцев (северян). Снова совершается паломничество в Рим, но не для того, чтобы учиться у итальянцев, а для того, чтобы учиться у греков и древних римлян на развалинах Рима, Неаполя, Сицилии. Эта борьба и новые веяния, конечно, проникли и в Россию, хотя и с некоторым опозданием.

Представителем русского барокко у нас считается очень крупный талантливый архитектор Растрелли-сын. Получив воспитание во Франции, он лет 30 работал в России в царствование Императрицы Елизаветы Петровны. Всем известны его постройки: Смольный монастырь, Замний дворец, церковь Андрея Первозванного в Киеве, Царскосельский дворец.

После Растрелли новое классическое направление в архитектуре было занесено в Россию из Франции, Италии и Германии французом Делямот, итальянцем Ринальди и немцем Фельтен. Эти иностранцы дали русских учеников.

Большой известностью пользовался ученик Делямота - Боженов, он работал при Еаатеряне II и Павле I. Боженов внес свежую струю в русское строительное искусство. Как Растрелли считается отцом русского «барокко», так Боженова можно считать одним из представителей классицизма. Он пользовался большой известностью и за границей. Этот крупный художник с широким размахом имел, конечно, огромное влияние на своих современников. Однако, новое направление не сразу отрешилось от старых традиций, дух «барокко» проглядывал ещё и в творчестве Боженова. Его деятельность хотя и протекла в Москве, но работал он, главным образом, для Петербурга. Один из его учеников приобрел большую известность своими постройками в Москве —это Казаков, а в Петербурге в тоже время работал архитектор Захаров.

Не было в то время ни одного значительного здания в Москве, в котором не принял бы участия Казаков. Им построены: университет, присутственные места в Кремле, многие церкви, дворцы: гр. Орлова, Прозоровских и Голицыных. Провинциальная архитектура в то время служила отражением столичной — Петербурга и Москвы.

Зубриловский дворец, надо думать, построен во времена Казакова и может быть еще при жизни Боженова. Словом, дворец построен в те времена, когда русская архитектура, хотя и шла по стопам западно-европейского направления, но уже выдвинула крупных русских строителей-художнаков, во времена увлечения классическим античным миром.

Всю постройку Зубриловского дворца можно разделить на три жилых помещения. Собственно дворец занимает среднюю часть, а по бокам симметрично расположены два других корпуса, построенные, вероятно, несколько позже. Эти три корпуса соединены двумя пристройками в один этаж, где помещались оранжерея и зимний сад. В плане дворец представляет сочетание круга с прямоугольником. С южной стороны широкая лестница ведет в круглое помещение, из которого можно попасть в большой зал, расположенный с восточной стороны, в этот же зал можно попасть и с другой(северной) стороны, где находится парадная лестница и вестибюль. Из зала можно было пройти по живописной лестнице, сложенной из камней, в зимний сад.

Колонны и вообще наружняя архитектура—римско-дорического ордера (или стиля). Отличительной чертой этого ордера в данном случае служат триглифы, расположенные по фризу. Места между триглифами, так называемые метоны, украшены круглыми щитами. Все это элементы греческого стиля. Колонны южной стороны расположены по кругу, а на северной по прямой линии, образуя портик, который заканчивается фронтоном. Фронтон украшен гербом князей Прозоровских-Голицыных. Верхний этаж от среднего по фасаду отделяется фризом. Украшения этого фриза составляют бычачьи черепа с гирляндами. Такое украшение часто применялось в античных храмах, символизируя, вероятно, жертвоприношение, тут же это украшение, целиком, взятое из античных построек, имеет значение исключительно орнаментальное. Внутренняя отделка круглого помещения, да вероятно и остальных комнат, была скомпонована из элементов классического мира. Можно заметить остатки, так называемого, а 1а gгес'а бусы, украшение из аканта. Ниши, расположены в круглой комнате, украшены в верхней части киссонами с розетками. От всех этих украшений в настоящее время остались только намеки.

Хотя эта постройка принадлежит тому времени, когда в России уже господствовал классицизм в архитектуре, однако напоманает о себе и предшествовавшая эпоха — увлечение стилем барокко, отзвуки Растрельевскаго приема, еще кое где проглядывали, еще жива была память этого талантливого архитектора.

Проявление барокко в Зубриловскомъ дворце сказывается в трактовке плана в сочетании круга с прямоугольником, в выпуклости средней части южного фасада, в изгибах маленьких карнизов над окнами боковых корпусов.

Церковь построена в том же стиле и также имеет в плане сочетание круга с прямоугольником. Архитектор оригинально сочетал эти формы, чтобы получать место для главного алтаря и два боковых придела. В церкви обращают на себя внимание по своим простым и выдержанным пропорциям иконостасы главного алтаря и боковых приделов. Несколько нарушается гармония внутренней отделки позднейшими добавлениями для клиросов, исполненных довольно лубочно. В трактовке царских врат боковых приделов чувствуются готические формы Обращаясь к истории развития русской архитектуры в половине ХѴІІІ столетия, видим, что на ряду с классическими формами кое где появляются готические постройки, но это не настоящая готика,— это просто искание новых форм. Применение готических элементов—некоторая вольность композитора, так сказать, дань духу времени.

По другую сторону дворца симметрично с церковью находится колокольня. План колокольни треугольной формы со срезанными углами. На каждом из 3-х фасадов — по две колонны образуют портик (іn Аntіs.). Треугольная форма колокольни постепенно переходит в 6-ти угольную и, наконец, в круглое цилиндрическое помещение для колоколов. Вся постройка завершается маленьким куполом с высоким шпицем. Этот шпиц отзвук построек Петровского времени, когда ни одна церковь не обходилась без подобного окончания. Внутри имеется помещение для круглой винтовой лестницы. Вся постройка типичный образец господства классицизма в архитектуре.

Живопись церкви Зубриловскаго имения, как иконостасная, так и стенная проникнута итальянским духом. В период времени постройки Зубриловской церкви русская живопись переживала увлечение псевдоклассицизмом. Академия Художеств, учреждение еще сравнительно молодое, усердно прививало своим питомцам классицизм. Думать иначе, трактовать русскую реальную жизнь по тем временам считалось варварством. Русское искусство после татарского владычества пышно расцвело, проявляя яркость народного творчества и во время Московского государства достигло в XVII столетии высокого развития. Проснулся дух народного творчества, чтобы в ХУІІІ столетии снова подпасть под новое иго чужеземцев.

С Петра I, как известно, начинается прилив иностранцев в Россию. В 1702 г. Петр издает манифест, в котором, между прочим, говорится: «что-бы все наши подданные попечением нашим о всеобщем благе более и более приходили в лучшее и благополучнейшее состоание. на сей конец... дабы— побудить иноземцев, которые к сей цели содействовать и в таковому улучшению способствовать могут купно с прочими государству полезными художниками к нам приезжать, и как в Нашей службе, так и в Нашей земле оставаться, указали Мы сей манифест повсюду объявить и, напечатать, по всей Европе обнародовать.» *)

Иностранцы приглашались в Россию на следующих условиях: свободный въезд, безопасность в пути, свободное отправление веры и содействие всякого рода. И вот масса пришельцев из иныя земли полонили русских людей, прививая новые вкусы и уничтожая старые обычаи. Сто лет учили нас искусству иностранцы. Каковы же были отношения русских учеников к этим иностранцам? Отношения были различны. К французам относились добродушно, с присущим русскому человеку юмором. К немцам враждебно; немецких учителей своих считали мучителями за их пунктуальную требовательность и сильную разницу в характерах. Эти отношения очень хорошо характеризуют народные прибаутки тех времен: «Французик веселая голова—живет спустя рукава; дымом греется, шилом бреется: жив крупицей, пьян водицей». О немцах же иного мнения был русекий человек. «На одной из любимых народных картинок, где изображены мучения грешниковъ в аду за прелюбодеяние, чревоугодие, стяжание — наибольшим пыткам подвергается тот — где написано: «за то, что немецъ.» **)

На ряду с псевдоклассическим направлениемъ в ХVIІІ веке особое место в русской живописи занимает портрет. Портретная живопись в России возникла помимо Академии; хотя в Академии и существовал портретный отдел, но считался не заслуживающим внимания, делом второстепенным. Из иностранцев, имевших большое влияние на русский портрет, известен художник Лампи, австриец по рождению, итальянец по воспитанию. (Между прочим, Лампи написал портрет княгини В. В. Голицыной). Лампи типичный придворный портретист ХVІІІ века. Он писал бархат, кружева, изящные улыбки и умные выражения лиц; он писал пышную придворную жизнь Екатерины II -й. Но что мучает и заставляет страдать—не запечатлевалось на портретах Лампи, он писал только приятное, изображая портреты не тех русских людей какими она на самом деле были, а тех— какими они хотели казаться, а казаться все тогда хотели, во что-бы то ни стало, европейцами. (Впрочем, за исключением портрета, написанного с княгини В. В, Голицыной - типичной крепостницы помещицы). В сущности, тогдашняя живопись ограничилась портретом. Увлечение портретом оказало влияние и на живопись церковную. Меня не удивить, если окажется, что изображение святых в Зубриловекой церкви списаны с кого-либо из современников, живших в Зубриловском дворце.

Выдающимися русскими художниками по живописи этой эпохи были—Левицкий, Лосенко и др. Изображение жертвоприношения Авраама в Зубриловской церкви сильно напоминает композицию Лосенко: на тех же местах фигуры Авраама, Исаака и ангела, только позы несколько театральнее. Если живопись в Зубриловской церкви и не исполнена иностранными мастерами, то во всяком случае под сильным влиянием итальянцев; в числе украшений одной из арок можно различить изображение даже папской тиары.

Все эти иностранцы, работавшие в России в ХѴШ веке, действительно ли привили русским цивилизацию запада или, подобно татарскому игу, надолго задержали проявления самобытного творчества талантливого, но своеобразного русского народа— вопрос пока спорный. Если смотреть на искусство не только как на сочетание линия, форм и красок, а как на отражение известных моментов жизни народа, то нам станет понятна ценность былых памятников старины, как в зеркале, отражающих известную эпоху, а отсюда и ценность остатков Зубриловского дворца.

С Зубриловским дворцом соединяется воспоминание о знаменитом русском баснописце И. А. Крылове, который жил в Зубриловке у князя Голицына в конце XVIII и начала XIX столетий. Крылов тогда еще был молодым человеком-—около 30 лет. В то время он не писал еще своих знаменитых басен. Он увлекался театром. Живя у князя Голицына, Крылов написал комическую трагедию Трумф или Подщипа. Может быть, тут в Зубриловке, в библиотеке кн. Голицына, Крылов познакомился в подлиннике с Лафонтеном, имевшим большое значение в дальнейшей судьбе Крылова. Говорят, что до пожара в Зубриловском дворце сохранялась комната со всей обстановкой, в которой жил Крылов (с 1797 по 1802).

Говоря о Зубриловке, нельзя не вспомнить об умершем 7 лет назад известном художнике саратовце Борисове-Мусатове. Зубриловку Мусатов начал посещать в 1901 г., он провел здесь лучшие годы своей жизни, В Зубриловке он задумал свои лучшие картины. Вот как описывает эти картины один из биографов Мусатова—бар. Врангель: «В парки под сенью деревьев гуляют две девушки. Они светлые, светлые, такие же белые как Зубриловский дом, который виден в отдалении. Они грустные как грустны эти деревья, завороженные знойной тишиной. Они милы, как мил этот дом и их нет также, как нет теперь этого дома». Эта картина называется Гобелен.

Другая картина Мусатова Водоем написана под впечатлением Зубриловского пруда-водоема. Эту картину считают одним из лучших произведений Мусатова, а пруд в сейчас существует в Зубриловскомъ парке. Следует отметить довольно странное совпадение: Мусатов умер в октябре 1905 года, а через несколько дней сгорел Зубриловский дом. И тень поэта потеряла свои приют Мусатов не был оценен достаточно при жизни, а только после смерти о нем заговорили. Зубриловский дом, к сожалению, только после пожара обратил на себя внимание.

Как известно, Зубриловский дворец был сожжен крестьянами в дни освободительного движения. По свидетельству очевидцев, толпа поджигателей ворвалась во дворец ночью. Долго не загорался дворец,— не хотелось старому дворцу, видавшему на своем веку много поколений людей, кончать жизнь позорной смертью; долго шел дым из окон, наконец, показалось пламя; дворец горел долго и жарко. Толпа поджигателей проникла в подвал с винами, перепились, затеяли ссору и драку из-за каких-то часов; во время этой драки был убит один из участников, труп его с бутылкой в руке лежал близь горевшего дворца до следующего дня, когда его увезли неизвестно куда. Что не сгорело, было разграблено крестьянами. Обстановка комнаты Крылова, сохранявшаяся 100 лет, картины, мебель, бронза, библиотека, гравюры, фарфор, коллекция костюмов, все, что собиралось десятками лет, погибло в одну ночь, не от огня, а от глубокого человеческого заблуждения и невежества.

Пострадали и некоторые деревья вблизи дворца, но уцелел столетний дуб; его ветки без подпорок не могут держаться сами. Если бы не подпорки и не железные обручи, ветки упали бы от собственной тяжести па землю. Этот дуб — единственный свидетель былого величия Зубриловского дворца. Этот дуб, при мысли о сожженных сокровищах дворца, невольно приводит на память слова из басни Крылова о дубе и желудях....

Если бы те, кто погубил Зубриловский дворец, могли бы оторвать свой взор от земли и посмотреть разумными глазами на этот дворец, они, может быть, увидели, что сжигают не дом князя Голицына, не дом русского помещика, а сжигают и губят музей — ценный памятник русской старины.

Заканчивая свои впечатления по поводу поездки в Зубриловку, считаю долгом принести благодарность члену Архивной Комиссии Г. Г. Дыбову младшему, благодаря которому мы пользовались известными удобствами в Зубриловке. Эта поездка навела на мысль предложить общему собранию Архивной комиссии организовать подкомиссию для собирания планов и фасадов старых построек и тем самым положить начало Архитектурному Архиву.

Петр Николаевичъ Боевъ
Саратовъ, 1912 годъ
Труды Саратовской Ученой Архивной комиссии, томъ 30, 1913 годъ

 


назадътитулъдалѣе