Отрывки изъ воспоминанiй
Вспоминая старину, я недавно сидѣлъ у одного нзвѣстнаго литератора, побывавшаго какъ и я грѣшный, въ отдаленныхъ мѣстахъ Сибири.
«Одно время, сказалъ этотъ маститый писатепь, подъ вліяніемъ теоріи Бакунина, интеллигенція искала прозелитовъ среди тюремнаго люда.»
Не берусь за другихъ говорить, можетъ быть, это было и такъ.
Я и мои близкіе друзья находились внѣ вліянія Бакунина.
Воспитывались мы непосредственно подъ впечатлѣніемъ русской легальной литературы и тѣмъ не менѣе я удѣлялъ большое вниманіе тюремному люду.
Пропаганда эта выходила естественнымъ образомъ.
Вся наша народническая практика быста мимолетна.
Скоро насъ, всѣхъ пропагандистовъ, засадили по тюрьмамъ.
Мнѣ пришлось просидѣть до суда четыре года.
Судился я по Большому процессу 193-хъ.
Попавъ въ Сибирь на житье, я и тамъ два раза былъ арестованъ, и каждый разъ сидѣнье моѳ продолжалось по полтора года.
Оба мои поспѣдніе аресты кончипись новыми ссыпками, уже админпстративнымъ порядкомъ; пѳрвая—въ Иркут-скую губернію, вторая — въ Якутскую область.
Прибавьтѳ сюда дпинный этапный путь. Два раза приходилось на два мѣсяца останавпиваться по тюрьмамъ, въ Красноярокѣ и въ Якутскѣ.
Въ самой ссылкѣ сибирской трудно было нѳ натыкаться на тю-рѳмный людъ, вѣдь Сибирь пропитана тюремной атмосферой.
Не забывайте, что мы провели свои лучіпіе годы въ тюрьмѣ и въ ссылкѣ, годы, когда хотѣлось такъ сильно ясить, когда потреб-ность въ пропагандѣ стояпа на первомъ планѣ, и мы, ѳстественно, направили свою пропаганду на окружающій насъ міръ. Мы не только пропагандпровали арестантовъ, мы нѳ останавпивались дажѳ и пѳредъ жандармами.
Въ Одессѣ, гдѣ впѳрвыѳ я сидѣлъ въ заключеніи, жандармскій полковникъ Кнопъ нѳ довѣрялъ тю-ремной администраціи, а потому ежедневно приходияи въ тюрьму два жандарма, которыѳ и были нашими попными хозяевами, но, въ концѣ-концовъ, мы съ ними очень подружипись, они носили съ воли намъ письма и оказывали всевозможныя услуги.
Нѣко-торые лзъ нихъ трогатѳльно привязались къ намъ.
Какъ живой стоитъ пѳредъ глазами жандармскій унтеръ-офицеръ Орловъ.
Прощаясь съ нами, онъ клялся никогда не забывать насъ.
Въ то время нравы быпи патріархапьныѳ, я говорю о провинціи.
Хотя. сидѣпъ я въ одиночной камерѣ, но я безпрепрят-ственно по цѣпымъ днямъ вепъ бесѣды, сидя на окнѣ съ уголов-ными арестантами.
Однажды, моѳ вниманіе было привпечено ссо-рой между арестантами.
Нѣскопько человѣкъ играпи въ орпянку, во время игры они поссорились, а ссора кончилась дракой, при-чѳмъ потерпѣвшій оказапся крестьяниномъ, отъ котораго вѣяло полемъ и деревней.
Съ окровавленной физіономіѳй онъ ревѣ.тъ, какъ ребенокъ,—„шпана" же надъ нимъ издѣвапась.
Мнѣ сразу бросился въ гпаза этотъ здоровѳнный Никита. Я почуяпъ, что онъ нѳ свой въ тюремномъ мірѣ.
Вскорѣ я съ нимъ познакомился.
Обвинялся онъ въ конокрадствѣ.
Какъ его грѣхъ попуталъ, я такъ и до сихъ поръ не могу понять.
Дѣло въ томъ, что Никита Всеволодскій тогда былъ сильно задѣтъ штундизмомъ; по-мимо этого, Никита былъ чрезвычайно глубокій чѳловѣкъ.
Впослѣдствіи онъ былъ сосланъ, какъ политическій ссыпьный въ городъ Енисейскъ, и тамъ сдѣлался любимцемъ всей политической ссылки; отличался онъ тамъ въ особенности своимъ трудолюбіѳмъ и своей глубокой идейностю.
Знакомство наше перешло въ дружбу, общая почва, на которой мы сходились, было Евангеліе.
Какъ ни привпекателенъ былъ для меня тогда штундизмъ, однако чувствовалось, что между мною и имъ лежитъ нѣчто, не позволяющѳе намъ впопнѣ понимать другъ друга.
Признаться, часто онъ ставипъ меня въ тупикъ, когда обращапся ко мнѣ за разъясненіемъ непонятныхъ ему мѣстъ изъ Апокалипсиса.
Мы какъ бы говорили на разныхъ языкахъ, хотя сердца наши взаимно притягивались.
Наконецъ спучай помогъ мнѣ перевести Никиту на мою почву.
У меня оказался новый сосѣдъ.
Что можетъ быть интереснѣе для заключенныхъ, какъ привозъ съ воли новаго сосѣда?
Увы на этотъ разъ мой новый сосѣдъ меня разочаровалъ.
Когда смотритель тюрьмы съ надзирателемъ удалились и въ корридорѣ моемъ воцарилась тишина, я сталъ громко звать сосѣда къ дверямъ, отвѣта не было, въ сосѣдней же камерѣ раздавались быстрые шаги очевидно нервнаго человѣка.
Лишь черезъ два часа мнѣ удалось вызвать сосѣда къ дверямъ.
На мои вопросы я вдругъ услышалъ къ моему ужасу нервный голосъ безумнаго человѣка: «Я знаю меня посадшга сюда съ научyой цѣлю, я симсу здѣсь въ антропологическомъ кабинетѣ, съ окна кабинета я дол-ЖѲЕГЬ изучать чеповѣчеекіѳ типы. Что же, я дпя науки готовъ страдать, но пусть же дозволятъ моей жѳнѣ и дочери посѣщать меня".. Я съ нѣмымъ ужасомъ спушалъ эти безумныя рѣчи... „Вотъ, продолжалъ онъ, слышите меня зовутъ къ тезіеграфу, вѣдь камѳра моя соѳдинѳна телеграфомъ съ университѳтомъ". Помню сцену, оставшуюся на вѣки въ моей памяти: Заславскаго, такъ звали моего сосѣда, чѳрѳзъ два дня позвали въ конгору, онъ отказался идти, тогда пришпа за нимъ цѣпая орава надзира-телей съ тюремнымъ смотрителемъ во главѣ. Его взяпи подъ руки и гговели; несчастный же упираясь, безъ шапки, кричалъ душу раздирающимъ голосомъ. Нѳсмотря на ѳго помѣшательство на
Заславскаго находили минуты просвѣтпевія, и тогда съ болыпимъ удовольствіемъ спушалъ я его въ высшей степени логическую рѣчь.
Въ Одессѣ онъ основалъ рабочій кружокъ; кружокъ этотъ имѣлъ, насколъко припоминаю, свою тайыую типографію.
Все шло хорошо, связи расширялись, но по обыкновѳнію явипся про-вокаторъ и весь кружокъ былъ захваченъ.
Заславскій былъ арестованъ въ 1875 году и прежде чѣмъ заключить въ тюремный замокъ, его содержали нѣсколько мѣсяцевъ въ арестномъ домѣ, гдѣ онъ и успѣлъ сойти съ ума.
Нельзя сказать, чтобы сосѣдство такое было бы особенно пріятно, въ тюрьмѣ и безъ того быпи у меня разстроены нервы, а тутъ приходипось выслушивать безумныя рѣчи сумасшедшаго.
Впослѣдствіи, кажется въ 1877 году, я его встрѣтилъ въ Санктъ-Петербургѣ въ домѣ предваритепьнаго заключенія.
Онъ впалъ тогда въ полнѣйшій тихій идіотизмъ.
Тѣмъ не менѣе, его судили и приговорили къ каторжнымъ работамъ.
Онъ умеръ въ домѣ умалишенныхъ.
Тогдашній смотритель одесской тюрьмы Зубачевскій, боясь, чтобы Заславскій ночыо не наложилъ на себя руки, помѣщалъ на ночь въ камеру Заславскаго двухъ уголовныхъ арестантовъ.
Я воспользовался этимъ и при посредствѣ арестантскаго старосты, былъ на ночь помѣщенъ въ камеру Заславскаго мой Никита съ другимъ арестантомъ.
Почти цѣлую ночь былъ слышенъ неумолкаемый говоръ въ сосѣдней камерѣ.
Въ то время, какъ товарищъ Никиты вскорѣ уснулъ крѣпкимъ сномъ, Никита все время внимательно слушалъ рѣчь Заславскаго.
На утро нослѣ повѣрки подходитъ къ моей камерѣ Никита и съ восторгомъ говоритъ: «И що це за чеповик, вин усе знае, не дурно же вин в ночи все на зирки дивится".
Оказывается Заспавскій прочиталъ ему цѣлую лекцію
Съ тѣхъ поръ мой Никита сталъ постепенно переходить на болѣе раціоналистическую почвву.
Апокапипсисъ все болѣе и болѣе отодвигался въ сторону.
Мой милый, дорогой Никита, какія отрадныя минуты ты доставлялъ мнѣ въ моей тюремной жизни!
Въ 1876 году, однако я съ нимъ допженъ былъ разстатъся.
Меня съ другими товарищами увезли въ Питеръ. 0 Никитѣ я быпо позабылъ, и топько въ Сибири я узналъ, что Никита Всеволодскій по выходѣ изъ тюрьмы сошелся бпизко на волѣ съ «политиками» и сдѣлался рьяньімъ пропагандистомъ; былъ арестованъ и сосланъ въ городъ Бшисейскъ, гдѣ пробылъ три года.
И какъ я уже выше сказалъ, онъ былъ любимцемъ всей политической енисейской ссылки.
Другой уголовный арестантъ, котораго мы тоже пропагандировали быпъ нѣкто Пилаевъ.
Это быпъ совсѣмъ въ другомъ родѣ чеповѣкъ.
Пилаевъ былъ настоящимъ завсегдатаемъ тюрьмы.
За два года моего пребыванія въ одесской тюрьмѣ, онъ нѣсколько разъ освобождался, и опять приводился въ тюрьму.
Въ тюрьмѣ онъ велъ дѣятельную жизнь; выражаясь арестантскимъ языкомъ Пилаевъ былъ «фартовымъ» человѣкомъ.
Будчяи хорошимъ спеціалистомъ, — рѣзчикъ печатей — онъ зарабатывалъ въ тюрьмѣ хорошія деньги, но кромѣ того Пипаевъ былъ счастливымъ картежнымъ игрокомъ.
Несмотря яа всю свою дѣповитость, онъ любипъ мно-
го читать и увлекапся ррманами. Въ ѳго натурѣ вообщѳ таи.тось много романтизма. Мнѣ кажется, нами, попитическими, онъ увпекся, какъ страничкой интереснаго романа. Тогда мнѣ, казапось, что „Московскій", таково быпо его тюремное прозвище, воспринимаетъ наіпи идеи .тишь новерхностно. Дѣйствитѳльность однако пока-зала, что я быпъ нѳ совсѣмъ правъ. Пилаевъ, по выходѣ изъ тгорьмы, сошелся близко съ одесскими радикалами, и во второй ноловинѣ 70-хъ годовъ быпъ сосланъ, какъ попитичѳскій ссыпь-ный, въ Восточнуго Сибирь. Въ ссыпкѣ онъ дѣлапъ попытку къ побѣгу, быпъ пойманъ и просидѣпъ допго въ Верхопенской тюрь-мѣ. По моимъ справкамъ ве.тъ тамъ бѳзукоризнѳннуго жизнь, даже не играпъ въ карты съ арестантами, но впослѣдствіи, посе-пившись въ городѣ Киренскѣ Иркутской губерніи, имѣлъ какія-то недоразумѣнія съ политическими ссыпьными. Трудно требо-вать, чтобы человѣкъ, прошедшій черезъ школу разной уголов-щины, могъ бы впопнѣ спиться съ нашимъ братомъ, „по.тити-комъ". Со мной въ ссы.ткѣ онъ велъ дпиннуго перепиеку. Изъ писемъ его я видѣ.тъ, какъ сильно угнетали Пипаева, выше упо-мянутыя недоразумѣнія. Въ 1895 году, почти черѳзъ 20 лѣтъ посяѣ нашей разлуки, я его посѣтилъ въ городѣ Кирѳнскѣ. „Ну, сказапъ я ему, узнавайте меня!" Допго онъ всматривался и все-таки нѳ могъ узнать меня. И то.тько когда я ему паномнилъ нѣ-которыя сцены изъ одесской тюремной жизни, онъ узналъ меня и бросипся ко мнѣ въ объятья. Въ гостяхъ я прожи.тъ у нѳго нѣсколько дней. Мнѣ, показалось, что онъ состав.тенъ изъ смѣси хорошаго и дурного. Рядомъ съ вполнѣ выработанными интелпи-гентными потребностями, у него прогпядывала страсть къ зо.то-тоискатѳльству. Каждоѳ лѣто онъ отправ.тя.тся на зопотыѳ приіска, искать своего счастья. Однако ворочусь къ прежнему разсказу. Сидя въ одесской тюрьмѣ, мы не ограничивапись пропагандой среди единичныхъ личностей. Одинъ изъ насъ, Ч. писалъ дпинныя статьи, которыя чита.тись сообща въ общихъ арѳстантскихъ ка-мѳрахъ. И это дѣпа.тось, повторяю не подъ впіяніомъ идей Ба-кунина. Между нами въ одесской тюрьмѣ нѳ быпо ни одного бакуниста. Си.тьна была тогда потребность вносить своѳ „я" въ окружающую насъ жизнь. Потребность эта насъ душипа, и ссли бы стѣны могли спушать, мы бы и стѣнамъ проповѣдовали мсти-ну и справедпивость. Не.тьзя сказать, чтобы мы не имѣли нѣко-тораго успѣха среди угоповныхъ арсстантовъ. Однако успѣхъ этотъ корѳнился не сто.тько въ нашихъ идеяхъ, которыя остались въ большинствѣ случаевъ непонятыми. Нѣтъ, не наши идѳи за-ражали арестантовъ. Мы какъ личности, одухотворенныя идеями, дѣйствовали своей экзальтированностьго на эти грубыя сердца, и находи.тись среди нихъ такіѳ, которые готовы были идти изъ за насъ въ огонь и врду. Объ одномъ изъ такихъ я нижѳ и разска-жу. Въ началѣ 70-хъ годовъ въ Нижнѳмъ-Новгородѣ судипся нѣкто Гармановъ за грабежъ. Судъ присяжныхъ засѣдатепей присудилъ его къ каторжнымъ работамъ. Поспѣ прочтенія при-говора онъ встапъ яа судѣ, и обращаясь къ судьямъ поклялся.
имъ отомстить. Возмущѳнный судъ ходатайствовалъ передъ ми-нистромъ юстиціи подвергнуть Гарманова наказанію плетьми. Ходатайство суда было уважено. Посиѣ позорнаго наказанія его отправили въ центральную тюрьму б.тизъ Харькова. Тамъ поса-дили его рядомъ съ политичѳскимъ каторжникомъ Папинымъ „по Долгушинскому дѣпу". Какъ опытный арестантъ онъ сумѣлъ войти съ нимъ въ сношенія, и Папинъ произвелъ на него сипьное впечатлѣніе. Отъ него онъ выучилъ нѣсколько револю-ціонныхъ пѣсенъ. Съ тѣхъ поръ у него запала завѣтная мечта: сбпизиться съ революціонерами. Просидѣвъ нѣкоторое врѳмя въ центрапкѣ, Гармановъ пошепъ этапнымъ порядкомъ въ сибирскіе рЗ^дники. По дорогѣ онъ смѣнялся. Это было въ 1878 году. Въ это время послѣ 4-хъ годичнаго, одиночнаго заключенія, насъ (меня, Чудновскаго и Чернявскаго) только что привезли въ Си-бирь на житье, по приговору особаго присутствія сената, (дѣло 193-хъ) и поселипи въ городѣ Япуторовскѣ, Тобольской губерніи. Вскорѣ къ намъ прибыпа Афанасьева (по дѣпу Ковапьскаго). На-няпи мы общую квартиру и потянулась у насъ однообразная скуч-ная ссыльная жизнь. Напуганное администраціей; такъ называемое ялуторовское общество, насъ сторонипось. Мы оказались въ без-воздушномъ лространствѣ. Впослѣдствіи, поспѣ долгаго опыта ссыпьной, сибирской жизни, (проживъ въ ней около 20 лѣтъ), я прекрасно уживался съ обыватепями, и находипъ между ними друзей. Но тогда мы всѣ быпи новички,—мы не сумѣпи оріенти-роваться въ окружающей насъ обстановкѣ. Единственно перѳписка съ товарищами доставляла намъ удовольствіе, да и та была отрав-лена, такъ какъ вся наша переписка переходила черѳзъ цен-зуру мѣстнаго исправника. Настроѳніе было сквериое. Приходи-лось, какъ о спавномъ времени вспоминать о пребываніи въ твэрь-мѣ. И вотъ въ одно холодное зимнеѳ утро къ намъ приходитъ геркулесова роста чеповѣкъ,—это и былъ Гармановъ. Онъ раз-сказываетъ о всемъ своѳмъ прошпомъ. Газсказываетъ и о пер-вомъ своемъ знакомствѣ съ Папинымъ. Между прочимъ, онъ намъ пѳредавапъ съ какимъ удивленіемъ узналъ, что сосѣдъ его по камерѣ, Папинъ, попалъ въ центральную тюрьму нѳ за разбой или грабежъ, а за безкорыстное желаніе просвѣтить свой народъ. Въ концѣ-концовъ гость иредлагаетъ намъ свои услуги. Искреи-ній тонъ его насъ подкупилъ. Да къ тому жѳ намъ сильно же-лалось, что-нибудь дѣлать на пользу своихъ идей. Немного по-колебавшись, мы приняпи его предпоженіѳ. Сначапа мы ѳго по-сыпапи въ Екатеринбургъ и Пермь, онъ аккуратно исиопнилъ наше порученіе. Наконецъ, мы посылаемъ его за нелегапьной ли-тературой въ самый Питеръ. Бопыпихъ дѳнегъ онъ намъ не сто-ипъ, ,ибо всѣ свои путешествія онъ совершалъ пѣшкомъ. Когда у него не хватапо денегъ, онъ становипся на поденную работу. Выпроводивъ его въ Пптеръ, мы допго его ждапи и, наконецъ, стапи его забывать. Лишь весною этого 1906 года, я встрѣтился случайно съ человѣкомъ, у котораго Гармановъ скрывался въ Питерѣ. Приходъ пѣшехода изъ самыхъ нѣдръ сибирскихъ, всѣхъ
заинтересовалъ, и на него ходипн смотрѣть, какъ на чудо. Но такъ какъ тогда ожидался Соповьевскій выстрѣпъ, то его поста-рались отправить скорѣй обратно въ Оибирь. Задержапъ его дпинный пѣшеходный путь. Ранней весной 1879 года, въ одно прекрасноѳ утро, явпяется нашъ посопъ изъ Питера съ „Землей и Вопей" и другой непегальной литературой. Вы топько пред-ставьте нашу радость. Въ наше время, когда легальная питера-тура не смѣла касаться вопросовъ, которые насъ тогда интере-соваяи, непегальщина имѣпа особое значеніе. Какъ быпо не по-дѣпиться съ товарищами, жившими въ другихъ городахъ То-бопьской губерніи? Отдохнувъ немного у насъ, нашъ агентъ бе-ретъ часть нелегальщины и обходитъ города: Ишимъ, Тару и Тюкапинскъ. Цыпловъ (таковой онъ былъ по фалыпивому па-спорту) справипся и здѣсь великолѣпно, вездѣ побывапъ, всѣхъ снабдидъ непегапьщиной, и воротипся опять къ намъ. Нужно быпо снабдить еще одинъ городъ лигературой: городъ Кургапъ. Снаряжаемъ снова нашѳго пѣшехода. Помню очень хорошо, какъ раннимъ утромъ я выпускалъ съ нашѳй квартиры Цыплова. Не воображапъ Я въ ту минуту, что надъ всѣми нами виситъ гроза. Какъ видно частыя посѣщенія насъ Цыпповымъ обратипи вниманіе -кого спѣдуетъ. Полиція нашла нужнымъ подоспать къ намъ провокатора; прикинувшись сочувствующимъ нашимъ иде-ямъ, этотъ послѣдній пріобрѣпъ наше полноѳ довѣріе. Вообще осторожностью мы тогда не отличапись. За нѣскопько дней до кра-ха мы всѣ, взявъ съ собою Цыплова, пошпи встрѣчать 1-ое мая въ пѣсъ. Къ нашему огорченію мы тамъ наткнулись на гуляю-щихъ ялуторовскихъ обыватепей. Будь это трезвая компанія, она бы сама отошпа отъ насъ подапыпе. Пьяные же обыватели, а въ особенности пьянные чиновники, сильно краснѣютъ, дѣлаются не топько либералами, но даже радикалами. Находившійся подъ сипьнымъ вліяніѳмъ Бахуса, стряпчій (нѣчто въ родѣ товарища прокурора при старомъ судопроизводствѣ) з^видя насъ, пришепъ знакомиться съ нами. „Вы, начапъ онъ, думаете зачѣмъ сюда присианы! Насъ дураковъ учить, вотъ цѣпь вашей ссылки". Взявъ насъ подъ руки. онъ стапъ пѣть пѣснь поэта Михайпова:
„Крѣпко, дружно васъ въ объятья Я. бы, братья, закпючипъ И надежды и прокпятія Вмѣстѣ съ вами раздѣпилъ".
А черезъ нѣсколько дней картина мѣняется. Стряпчій доп-женъ былъ присутствовать при пашемъ допросѣ. По выходѣ изъ нашей квартиры, Цыплова догоняетъ тройка. Поровнявшись съ нимъ, сидящіе на тройкѣ предпагаютъ подвезти ѳго; тотъ ничего нѳ подозрѣвая сѣлъ, но тутъ онъ по ыѣкоторымъ симптомамъ, почуялъ что-то недоброе дпя себя. Подъѣхавъ къ дѳревнѣ, онъ быстро соскакиваетъ съ тѳпѣги, входитъ въ бпизъ стоящую избу и начинаетъ нанимать подводу до бпижайшаго села. Спасаться было однако поздно, сидящіѳ на тройкѣ созываютъ народъ. Нѣ-
сколько человѣкъ вошло въ избу, гдѣ находи.чся Цынповъ: сзади сго ударипи попѣномъ по гоповѣ, Цыпповъ пошатнупся, на пего накинзшись нѣсколько чеповѣкъ, но тотъ всѳ таки успѣпъ вы-стрѣпить изъ ревопьвера и ранить одного нападающаго въ руку. Ревопьверъ былъ вырванъ изъ рукъ Цыппова, и тутъ начапась бойня. Били его такъ, какъ обыкновенно быотъ сибирскіе крестьяне (чепдоны) своихъ враговъ бродягъ-варнаковъ. Избитаго до попу-смерти, связаннаго по рукамъ и ногамъ кпадутъ на телѣгу и отвозятъ въ городъ Ялуторовскъ. Конечно, весь его багажъ былъ найденъ при немъ. Тотчасъ же берутся и за насъ грѣшныхъ; .арестовываютъ и отвозятъ въ тюрьму. Вскорѣ измученнаго, боль-ного закованнаго по рукамъ и ногамъ Цынпова отправляютъ въ Тобопьскій тюремный замокъ, гдѣ его дёржатъ совершенно отъ всѣхъ изолированно. За вооруженноѳ сопротивпеніе его судятъ военнымъ судомъ и приговариваютъ къ смертной казни. Двадцать дней ждалъ онъ конфирмаціи генералъ-губернатора Западной Си-бнри. Смертная казнь генерапъ-губернаторомъ была замѣнена ка-торжной работой на нѣскопько лѣтъ, кажется на 8-мь. Несмотря на полнзгю изолированность, несмотря на жестоісій приговоръ, онъ никого не запуталъ и никого не выдапъ, а могъ бы при же-ланіи это сдѣлать. Вѣдь онъ быпъ въ Пнтерѣ, въ Перми и Екатеринбургѣ, почти во всѣхъ городахъ Тобопьской губерніи. Случайно встрѣтившись съ Владиміромъ Гапактіоновичемъ Ко-ропѳнко, я успышапъ такой отъ него разсказъ: „изъ всѣхъ уго-ловныхъ арестантовъ, которыхъ мнѣ приходипось встрѣчать, я одного топько видѣпъ глубоко преданнаго политическимъ". Ока-запось онъ имѣлъ въ виду Цыплова. Встрѣтипись они въ 1881 году въ Красноярской тюрьмѣ. Короленко ше.тгь въ Якутскую обпасть, Цыпловъ на каторгу. „Разъ,—разсказывалъ Короленко,—встрѣ-чается мнѣ въ тгоремномъ дворѣ Цыпловъ, весь бпѣдный дрожа-щим7т гопосомъ, онъ схватываетъ меня за руку и говоритъ ше-потомъ: „Впадиміръ Гапактіоновичъ, вѣдь на вопѣ быпъ!" Ока-зывается спѣдующее: въ суматохѣ Цыппову удалось какъ то проскопьзнуть незамѣтно за ворота тюрьмы. Какъ опытному аре-станту, ему ничего не стоило бы скрыться, но Цыпповъ несмотря на весь соблазнъ воротился опять въ тюрьму. Въ это врѳмя под-готовпялся побѣгъ политическихч-, каторжанъ изъ Красноярской тюрьмы.
Побѣгъ Цыплова могъ бы обратить вниманіе администраціи тюрьмы и спучайно могпа бытт. открыта подготовитепьная работа къ вышеупомянутому побѣгу. Это опасеніе и заставило Цыплова воротиться онять въ тюрьму.
Добравшись до Кары, Цыпповъ былъ помѣщенъ въ поли-тическое отдѣпеніе. Очутившись среди интѳллигептных-ь людей, онъ скоро заскучапъ, почувствовалъ онъ тамъ себя одинокимъ (чужимъ), и въ концѣ концовъ раскрылъ свое прршпое п пере-велся въ уіюловное отдѣленіе. Тамъ онъ, говорятъ, пустился во всѣ тяжкія арестантской жизни. Въ памятп у попитическихъ ка-торжанъ остапся разсказъ Цъшпова изъ своего прошпаго. „Воро-
чался я изъ Екатеринбурга и счастливый мнѣ попапся быпо слу-чай, ограбиті» одну богатѣйшую купчиху. Эхъ спучись бы это раныне... А тогда убѣжденія мнѣ бопьше не позвопяпи"...
По увозѣ Цыплова изъ Япуторовской тгорьмы, скоро и насъ (меня, Яудновскаго и Чернявскихъ мужа и жену) развезпи по тюрьмамъ Тобопьской губерніи. Чудновскаго отправили въ Еур-ганскую тюрьму, Чернявскихъ ЕЪ Ишимскую, а меня въ Ту-ринскую. Передъ отправкой, по распоряженію тобопьскаго гу-бернатора, насъ всѣхъ мужчинъ заковапи въ ножныѳ кандалы, которые по прибытіи на мѣста допжны быпи быть сняты. Я вы-разипъ япуторовскому исітравнику свое опасеніе, какъ бы меня тамъ туринская администрація, не отказалась бы расковать. Япу-торовскій исправникъ, обратившись къ жандармскому унтеръ-офтщеру сказапъ: „по прибытію въ Туринскъ, скажи чтобы его тамъ расковали".
Бодро и весепо летѣла тройка удапая и везла меня въ Ту-ринскъ, но не весеио быпо у меня на сердцѣ... Быть закліочен-нымъ въ тюрьмѣ дапекаго городишки, быть совершенно одино-кимт», отрѣзаннымъ рѣшительно отъ всего живого... Пѳрспектива не радостная. Бываютъ моменты въ жизни каждаго чеповѣка, которыѳ остаются на вѣки въ памяти. И до сихъ поръ помню я превосходно тѣ мыспи, которыя мною овпадѣпи подъ звонъ неу-мопкаѳмаго копокольчика. Моя мыспь ушпа тогда въ мое про-шпое. Вспоминалиеь мнѣ счастливые, дѣтскіе годы. Сынъ состоя-тельнаго помѣщика, наслаждапся всѣми благами жизни, и нпка-кими вопросами не задавапся. И могъ пи я тогда себя предста-вить, закованнымъ въ ножные кандапы? Отъ дѣтскихъ пѣтъ, вдругъ мыспь моя перешла на тотъ пѳріодъ жизни моей, когда я му-чился мыспями кающагося цворянина. И я воспрянулъ духомъ. Кандалы, одиночное заключеніе, развѣ всѣ эти внѣшнія невзгоды могутъ сравняться съ тѣми муками, которыя происходятъ отъ внутреішяго разлада съ самимъ собой? II въ ту минуту, я по-чувствовапъ себя какъ бы счастливымъ. А тройка все петѣпа впередъ. Ботъ мы, наконѳцъ подъѣзжаемъ къ городу Туринску.— издали видна моя будущая квартнра. II опять невопьно сжапось мое сердце. По прибытіи въ Турпнскъ, меня ввепи въ полицей-ское управленіе передъ грозныя очи туринскаго псправника. Закованный, беззащитный стояпъ я передъ возсѣдающимъ на креслѣ исправникомъ. Приведшій меня жандармскій унтеръ-офи-церъ обратипся къ туринскому исправнику: „Вашѳ Высокородіе, Его Высокородіѳ япуторовскій исправникъ приказапи по при-бытіи въ Туринскъ ихъ расковать".—„Окажи твоему япуторов-скому исправнику, громовымъ гопосомъ провозгласипъ туринскій ислраЕНикъ, что онъ тамъ въ Япуторовскѣ хозяинъ, а я здѣсъ хозяинъ въ Туринскѣ".
II повепи меня пѣшкомъ въ оковахъ по городу Туринску въ тюремный замокъ. Дѳрясали мѳня въ оковахъ цѣпыхъ ІѴз мѣ-сяца. Писаптз я во всѣ правительственныя инстанціи прошенія. Наконѳцъ, по требоваиію тобопьскаго губернатора, меня раско-
ваяи. Когда меня запѳрпи въ одиночнуго камеру туринскаго зам-ка, я облегченно вздохнупъ, мнѣ такъ хотѣпось быть наединѣ съ саыимъ собою. Однако не успѣпъ я сдѣлать нѣсколько шаговъ по камерѣ, какъ къ двѳрямъ моей камѳры подошѳлъ одинъ изъ угодовныхъ арестантовъ. Онъ предпожилъ мнѣ табаку, бупки и-старался показать все свое сочувствіе. Вообще угоповные аре-станты оказываютъ большоѳ вниманіе секретнымъ заключеннымъ. Черезъ недѣлю поспѣ моего привода въ туринскую тюрьму, при-водятъ въ кандалахъ двухъ угоповныхъ прѳступниковъ, п са-жаютъ какъ и мѳня въ одиночныя камеры. Новые секретные аре--станты оказались убійцами.
Забрапись они въ одну т\-ринскуго церковь съ цѣпью гра-бежа, но сторожъ помѣшалъ; чтобы спастн себя, они тутъ же въ церкви убиваютъ сторожа. Это однако не спасло ихъ: ихъ все-таки арестовали. Одного изъ нихъ посадипи въ камѳру, окно ко-торой выходило на мою сторону, такъ что я могъ съ нимъ перѳ-говариваться; съ другимъ же я этого дѣлать нѳ могъ, такъ какъ окно камеры его выходило на противоположную сторону двора. Но между собою они могпи бѳсѣдовать другъ съ другомъ че-резъ двѳри. Съ однимъ изъ нихъ я скоро познакомипся. Това-рищъ моѳго сосѣда стапъ уговаривать его нѳ вести бѳсѣдъ со мной. „Они, говорилъ онъ, политическіе всѣ безбожники, Бога не признаютъ и ты погубишь свою душу, бесѣдуя съ нимъ". Будь мой сосѣдъ въ другихъ условіяхъ, быть можетъ товарищъ и устрашилъ бы его, но сповоохотяивому парню не съ кѣмъ быпо, окромѣ какъ со мной разговаривать, и я все бопьше и бопь-ше сходипся съ нимъ. Его товарищъ, чеповѣкъ изъ духовнаго званія, побывавшій въ бурсѣ, тѣмъ временемъ окружилъ себя душеспасительными религіознаго содержанія книгами, не перѳ-ставалъ между прочимъ уговаривать своего товарища, не вести разговоры со мною. Вскорѣ иринципіальнаго врага моего пере-водятъ въ камеру, окно которой выходило также на мою сторону. Такимъ образомъ, всѣ мы втроемъ могли бесѣдовать между со-бою. Зная настроеніѳ моего новаго сосѣда, я быпъ насторожѣ. Вскорѣ и съ нимъ я познакомился. Сперва, какъ я, такъ и мой новый сосѣдъ избѣгапи затрагивать больныхъ мѣстъ нашихъ разногласій. Нужно уиомянуть объ одномъ обстоятельствѣ, ко-торое сипьно подкупило моего принципіапьнаго врага въ мою пользу. Сынъ состоятѳпьныхъ родитепей, я попучапъ ежемѣсячно 40 рублей. Одиночное заключеніе не помѣшало мпѣ быть въ хо-рошихъ отношѳніяхъ съ уголовными арестантами. Тратить на себя деньги, имѣя кругомъ себя гоподные рты, у меня не хва-тало духа. Тратить же деньги на всю туринскую тюрьму мнѣ не хотѣпось, такъ какъ у меня быпи въ ссыпкѣ и въ другихъ тюрьмахъ товарищи, очѳнь нуясдающіѳся и къ тому же бопьные. Поэтому каждый мѣсяцъ по полученіи денѳгъ, я оставлялъ сѳбѣ изъ нихъ самое незначительное количество, которое хватало бы мнѣ лишь на яай и сахаръ, остапьное я сейчасъ же отправпялъ моимъ товарищамъ. Такое употребленіе моихъ денегъ стало
извѣстнымъ, пѳ только въ тюрьмѣ, но и въ городѣ Туринскѣ. Когда я со своими сосѣдями ближе сошелся, я предложилъ имъ раздѣпить съ ними мои скудныя средства, которыя я оставпялъ для себя. Такъ какъ чай былъ дпя насъ не по карману, то вмѣсто него мы пили цикорій. Въ это же время я сталъ учить слово-охотливаго сосѣда моего грамотѣ. Несмотря на постепенно уста-новившіеся дружескія отношенія между нами, минутами стали возникать у насъ обостренные принциіііальные споры. Однажды, коснувшись формальной стороны религіозныхъ обрядовъ, я сипьно поссорился съ моимъ новымъ сосѣдомъ, онъ назвалъ меня без-божникомъ и пересталъ со мной разговаривать. Ссора наша про-допжалась двое сутокъ. Послѣ этого сношенія наши опять во-зобновились. Чувствовалось, какъ съ каждымъ днемъ, принципі-альный врагъ мой становился къ моимъ взглядамъ все бопѣе терпимымъ. Какъ то я ему дапъ книгу Лекки „Исторія развитія раціонализма въ Европѣ", книга эта произвепа па него сипьное впечатпѣніе. Прочитавъ эту книгу, онъ стапъ у меня просить такую, которая разсказывапъ бы ему съ „самаго начапа". Я далъ ему сочиненіе Ппсарева „Попупяризація Дарвина". Писаревъ произвелъ еще большее впечатлѣніѳ.
Разъ лежу я на кровати въ своей камерѣ, н спышу какъ разговариваютъ мои сосѣди между собою: „Эхъ братъ, какія хо-рошія книги я прочитапъ. И дураки же мы были съ тобою. Те-перь, еслп мнѣ удастся убѣжать съ каторги, я первымъ дѣломъ ограбпю какого нибудь купчину, а потомъ съ деньгами поѣду въ городъ, гдѣ живутъ студенты. Ыайму студента, нусть онъ меня учитъ съ самаго начапа". Не знаю удалось ли ему испоп-нить свой ппанъ. Черезъ нѣсколько дней послѣ этого разговора пхъ обоихъ отправили въ каторжныя работы. Я трогательно, по братски, съ ними простился.
Послѣднія событія выдвииули на арену русской жизни та-кихъ героевъ дня, какъ Мины, Дубасовы, Риманы, Рѳнненкампфы,. Сиверсы іі Орловы.
Они затмили своей спавой дѣянія своихъ отцовъ. Безпри-страстная исторія оцѣнитъ ихъ нодвиги по заслугамъ. Но всетаки, вспоминая свое прошлое, я утверждаю, что нашему брату, отще-пенцу 70-хъ и 80-хъ годахъ, жилось не сладко. И передовому теперешнему покопѣнію не испытать бопьше тѣхъ адскихъ мукъг которыя мы тогда переносипи. Ыынѣшняго передового дѣятеля окружаетъ сочувствующая его идеямъ атмосфера. Ыа міру, гово-рятъ, и смерть красна. Да, наконецъ, теперь ясно для каждаго, куда ведетъ политика нашихъ бюрократовъ. Теперешніе борцы за освободительное движеніе не чувствуютъ свою одинокость. Ничего подобнаго не быпо въ наше врѳмя. Трудящаяся масса не успѣпа тогда насъ узнать, а потому относилась къ намъ индифе-рентно; образованное же общество, хотя и сочувствовапо намъ, но безсильное и трусливое, оно своѳ сочувствіе прятало внутрь сѳбя такъ глубоко, что намъ отъ этого было ни тѳпло, ни хоподно. Нъ мрачныхъ казематахъ невольно на насъ находипи мучитель-
ныя минуты сомнѣнья. Въ гоповѣ мелькапи мысли, приводившія насъ въ дрожь, вслухъ мы дажѳ ихъ рѣдко высказывали: „да полно, нужны ли всѣ эти наши страданія!" Заунывно съ дрожыо въ голосѣ я распѣвалъ тогда пѣсню: „0, долго цѣпи роковыя съ раменъ отчизны нѳ спадутъ, столѣтья грозно протекутъ и не пробудится Россія".
Наступали угрюмые, сумрачные 80-ые года. Отовсюду вѣяпо холодомъ, могильнымъ запахомъ. Въ разгаръ рѳакціи въ 1888 гоцу я снова былъ арестованъ въ Сибири. По моему дѣлу былъ тогда арестованъ въ Туринскѣ, Тобольской губерніи, политическій ссыпьный Константинъ Стѳри, тѳперешній видный членъ рзгмын-ской Палаты Дѳпутатовъ. Однажды къ нему въ камеру заходитъ Тобопьскій губернскій прокуроръ и ехидно замѣчаетъ: ну, вотъ прочитайте пропзведеніе вашего славнаго Льва Тихомирова. При этихъ словахъ, онъ вручаетъ Стери „Московскія Вѣдомости" со статьей Льва Тихомирова. Имя поспѣдняго цѣнилось высоко въ рѳволюціонныхъ кругахъ. Сидя въ тюрьмѣ далекаго сибирскаго города, Стѳри ничего не знапъ о той эвопюціи, которая соверши-лась въ гоповѣ Тихомирова. Левъ Тихомировъ извѣстенъ быпъ Стери, какъ рѳдакторъ ревошоціоннаго органа „Вѣстникъ Народ-ной Воли." Статья Тихомирова, какъ громомъ поразила Стери, и онъ, не долго думая, по уходѣ прокурора вѣшается; къ счастыо, веревка не выдержапа грузнаго тѣла Стѳри, и онъ съ грохотомъ срывается съ петли. На шумъ прибѣгаетъ тюремный надзиратель и застаетъ Стери въ безчувствѳнномъ состояніи.
Да, то быпи тяжелыя времена, дай Богъ, чтобы они бопьше не повторялись. Гдѣ же должны мы быпи искать себѣ поддержки?
Наши убѣжденія—вотъ та опора, которая насъ поддерживала въ минуту жизни трудной. Мы были тогда глубоко вѣрующими людьми; и вотъ лочему, какая бы обстановка насъ ни окружапа, мы иекали въ ней себѣ приверженцевъ. И никто не имѣетъ права бросить намъ упрекъ за то, что мы находили себѣ прозелитовъ среди воровъ и разбойниковъ. Воспитанные на русской гумани-тарной питературѣ, мы глубоко вѣрипи въ че.товѣка и нахоциди его всюду. Правда мы врѳмѳнами походипи на Донъ-Кихотовъ, но, понимая въ широкомъ смыслѣ, нѳ Донъ-Кихотство пи спасло всѣ пучшія силы въ нашемъ обществѣ. Ибо все „здравомыслящее", всѣ такъ называемые уравновѣшѳнные погружапись тогда въ жи-тейскую практику, которая въ то время вывѣтривала всѣ лучшія идеапьныя стороны человѣка. И въ лучшемъ случаѣ, русская житейская практика выдвпгала на поверхность бпагонамѣренныхъ Щтопьцѳвъ.
Краткія свѣдѣнія о Стери. Дегаѳвщина, а за нимъ арестъ Лопатина, смепи поспѣдніе остатки народовопьческой организаціи. Въ числѣ арестованныхъ былъ въ 1885 году студентъ Новорос-сійскаго университета Константинъ Стери, и соспанъ былъ 1886 году въ Курганъ, Тобольской губерніи. Тамъ онъ имѣпъ столкновеніе съ мѣстной администраціей, за что быпъ тобольскимъ губернато-ромъ переведенъ на сѣверъ въ городъ Туринскъ. Въ то время,
между нами, ссыпьными Тобольской губерніи, назрѣла идея объ-ѳдинить политичеекихъ ссмльныхъ носрѳдствомъ гектографиро-ваннаго журнапа. Иниціаторомъ этого дѣла бьшъ Стери. Въ 1887 году въ Туринскѣ онъ вмѣстѣ съ другими ссыльными выпустипъ гектографпрованный журналъ. Нѣскопько экземнля-ровъ быпо послано въ Восточную Сибирь, но по дорогѣ посыпкз' вскрыпи, п начапось дѣпо. Стери быпъ арестованъ вмѣстѣ съ другими соучастниками и соспанъ въ Енисейскую губернію. По окончанін срока ссылки, онъ возвратипся на родину, но тамъ на родинѣ, стояпа тогда ещѳ удуш.тивая атмосфера; то- было время конца царстваванія Апександра ІІІ-го. Тяжелый гнетъ самодер-жавнаго строя такъ сильно давинъ людей, что имъ, а въ томъ чиспѣ и Стери, казался соблазнитепьнымъ даже государствен-ный строй такой страны, какъ Румынія. Стѳри,—румынъ по про-исхожденію, покинупъ Россію и уѣхалъ на новую свою родныу, Румынію. Вотъ что мнѣ цередавало кицо, вполнѣ заслуживающее довѣрія о Стери, котораго оно видѣло въ Румыніи: воспптанный на русской питературѣ, Стери попалъ въ полуварварскую страну, въ которои внѣшнія формы констзщіоннаго государства не сов-сѣмъ соотвѣтствуютъ внутреннему содержаиію.
Такъ называемое культурное общѳство въ Румыніи пропи-тано сѳбялюбивыми, узко эгоистичѳскими кпассовыми тенденціями. Мапая интелпигѳнтность общества даетъ себя знать на каждомъ шагу. Ыигдѣ въ мірѣ не развито такоѳ отчаянное юдофобство, какъ въ Румыніи.
Сначапа Стѳри примкнулъ къ румынской соціалъ-демокра-тической партіи, во главѣ которой стояли тогда русскіе эми-гранты.
Но, понятно, въ полуварварской странѣ, гдѣ къ тому жѳ промышпенность совсѣмъ не развита, соціапъ-демократическая дѣятельность не могла имѣть широкаго простора.
Стери же, уѣхавъ изъ Россіи, именно и жажданъ этого про-стора. Онъ вышелъ изъ соціалъ-демократической партіи, при-мкнулъ къ либеральной румынской партіи и былъ избранъ въ депутаты румынскаго парпамента.
Однако, дѣйствительность показапа всю ошиоочность расче-товъ Стери. Іііго товарищами въ борьбѣ, чпены пибѳральной пар-тіи, оказапись до мозга костей пропитанными узко эгоистиче-скими вожделѣніями, и быпи способны пишь на одно мелкое попитиканство.
Воротись Стѳри изъ Сибири въ Россію нѣскопькими годами позже, когда наша несчастная родина стала пробуждаться, онъ бы остапся въ Россіи и былъ бы въ ней полезнымъ дѣятепемъ.
Мнѣ передавапи, что рѣчи Стери имѣли большой успѣхъ въ рзшынской папатѣ депутатовъ, что даже при румынскомъ дворѣ обращено было на него вниманіѳ и его стапи приглашать на ау-діенціи къ коропю. Тѣмъ не менѣе, мнѣ прежній, искренній, цря-модушный, далѳкій отъ какихъ бы то ни было компромисовъ
Константинъ Стери быпъ болѣѳ по душѣ, — тотъ Стери, на ко-тораго такъ трагически отразилась перемѣна фронта Льва Ти-хомирова.
Нѣскопько словъ, по поводу Льва Тихомирова. Ни одинъ фактъ прежней соврѳменной жизни нѳ могъ такъ удручающе на насъ повліять, какъ появлѳніе на страницахъ „Московскнхъ Вѣ-домостей" имѳни Льва Тихомирова. Приходилось мнѣ встрѣчать людей, переболѣвшихъ внутренно въ ссылкѣ и на каторгѣ. Одни дѣ.тались индиферентистами, другіе вырабатывапи себѣ новыя міровозрѣнія, третыі, безъ всякой бопѣзненной внутренней помки опускапись до уровня простого обывателя. Недьзя сказать, чтобы встрѣча съ такими пюдьми доставляла большое удовопьствіе. Въ 1894 году я встрѣтился, напримѣръ, съ однимъ моимъ товарищемъ по Петропавповскоіі крѣпости. Когда-то я съ нимъ бунтовалъ въ крѣпости. Какъ теперь помню, какъ я изъ окна моей камеры кричалъ Сашкѣ Л. и спрашивапъ, начинать пи бить стекла. Всегда веселыіі и предпріимчивый онъ мнѣ казапся тогда идеапьнымъ человѣкомъ. Въ домѣ прѳдварительнаго заключенія онъ сбпизипся особенно близко съ Муравскимъ. Съ пюбовыо всегда смотрѣпъ я, какъ старецъ Митрофанъ Муравскій, побывавшій ужѳ 6 лѣтъ въ каторжныхъ работахъ, велъ интимную бесѣду съ юнымъ Саш-кой Л. Былъ Сашка Л. также друженъ и съ Катей Брешковскоіі. Обыкновенно, когда встрѣчаешься со старымъ товарищѳмъ, сей-чаеъ же начинаются воспоминанія о прошпомъ. Но тутъ, при встрѣчи съ Сашкой, я нріумолкъ, такъ какъ почувствовалъ, что передъ мной сидитъ человѣкъ, много внутренно нерестрадавшій въ ссылкѣ и на каторгѣ, и что воспоминанія о прошпомъ причи-няютъ ему одно страданіе. Отъ прежняго Сашки ничего не оста-пось, но всѳ-таки чувствовапось, что Сашка остапся навсегда человѣкомъ, неспособнымъ ни на какія утробныя подпости.
Левъ Тихомировъ, конечно, могъ измѣнить свои убѣждѳнія, это его пичное право, но засѣсть въ редакцію „Московскихъ Вѣдомостеіі",—это уже понять тр)-дно. Кстати, разскажу здѣсь о встрѣчп моего товарища по ссылкѣ Лебедева съ Львомъ Ти-хомировымъ.
Въ 1887 году приспанъ былъ къ намъ, въ Ялуторовскъ, въ ссы.тку Лѳбедевъ (бывшііг воронѳжскій сѳминаристъ). Нѳдолго онъ пробылъ въ Япуторовскѣ. Разъ съ двумя своими товари-щами, Молдавскимъ и Орловымъ, отправипся онъ на ночь ловить рыбу на берегъ рѣки Тобола. На другой день полицейскій, об-ходя квартиры ссыпьныхъ, узнапъ, что вышеупомянутые ссыль-ные съ вечера ушпи куда-то и, о ужасъ, не ночевали дома. Нод-нялась тревога. Исправникъ тотчасъ тѳпѳграфируетъ тобольскому губернатору о такомъ важномъ происшествіи, тотъ въ свою оче-редь телеграфируѳтъ исправнику: поймать бѣгиецовъ и выслать ихъ въ Тобольскъ. Поймать ихъ не стоило болыпого труда. За-бравши съ собою провизію, мнимые бѣглецы наслаждались при-родой на берегу рѣки Тобола. Тамъ ихъ погоня и нашпа. По
точному приказанію начапьства, пюбителеи рыбной повпи отнра-випи сейчасъ же въ Тобопьскъ, а оттуда губернаторъ выспалъ ихъ въ одинъ изъ самыхъ сѣверныхъ городовъ—Сургутъ. Городъ этотъ спужилъ какъ бы карцеромъ дия тобопьской губерніи, куда губернаторъ ссылалъ непокорныхъ политическихъ ссыльныхъ. Но и изъ этого гибепънаго мѣста вышеупомянутый Лебедевъ на сей разъ дѣйствитепьно убѣжапъ. Въ это время въ Россіи хо-дипи уже упорные недобрые спухи о Львѣ Тихомпровѣ. Лебедевъ такъ былъ пораженъ этими спухами, что не хотѣпъ вѣрить имъ. Ему захотѣпось лично побѳсѣдовать съ Тихомировымъ. Онъ эми-грируетъ, пріѣзжаетъ въ Парижъ. Тамъ, узнавъ адресъ Льва Тихомирова, отправипся къ послѣднему. Съ трепетомъ онъ под-ходилъ къ квартирѣ Тихомирова. На звонокъ дверь отворилъ самъ Левъ. Когда Лѳбедевъ объяснилъ цѣль своего прихода, тотъ сталъ на него кричать: „Оставьте мѳня въ покоѣ, я всѣмъ уже объявилъ, что нѳ хочу большѳ имѣгь дѣло съ вашимъ братомъ". Какъ опшаренный, вылетѣпъ Лебедевъ съ квартиры Тихомирова.
Вскорѣ оба какъ Левъ Тихомировъ, такъ Лебедевъ очутп-лись въ Россіи. Первый засѣпъ на Страстномъ бупьварѣ, въ ре-дакціи „Московскихъ Вѣдомостей", второй быпъ арестованъ, по-саженъ въ тюрьму, а потомъ высланъ административнымъ по-рядкомъ въ самое отдаленное сѣверное мѣсто Якутской области, Булунь (при впаденіи Лены въ Ледовитый океанъ), куда до него ни одинъ ссыльный не ссылался.
Такимъ образомъ, добродѣтѳль награждается, а порокъ ка-рается. Одно иесомнѣнно, Левъ Тихомировъ представляетъ изъ себя историческую пичность, и какъ таковая, она допжна занять мѣсто на страницахъ историческаго журнала „Былое". Можно смѣпо сказать, что въ концѣ 80-ыхъ годовъ ни одно письмо ссыпьнаго не обходилось бѳзъ упоминанія его имени. Ни одинъ разговоръ въ ссылкѣ не начинапся и не кончапся безті упомина-нія о нѳмъ. И, я думаю, историческому журналу „Былое" интѳ-ресно быпо бы прослѣдить, какое впечатлѣніе на политическихъ ссыпьныхъ произвелъ переходъ Льва Тихомирова во вражій станъ.
Въ 1899 году я встрѣтился съ однимъ товаригдемъ по ссылкѣ, Т.; онъ оказапся зѳмпякомъ Льва Тихомирова, зналъ его съ дѣт-скихъ лѣтъ.- „Я,— сказапъ онъ мнѣ,-—не допускаю чтобы Левъ Ти-хомировъ совершилъ сознатепьную измѣну, я увѣренъ въ искрен-ности его, просто человѣкъ надорвапся". Насъ, ссыльныхъ, это объясненіѳ не удовлетворипо. Мы, ссыльные^ видали всякіе виды, встрѣчапи мы и надорванныхъ лгодей. Мы быпи тогдаТіодъ впѳчатпѣніемъ тихомировской статьи: „Въ мірѣ мерзостей и запу-стеній", помѣщенной въ „Вѣстникѣ Народной Вопи", въ котороіі въ яркихъ краскахъ разобрана была „Дѳгаѳвщина". Въ памятн также были и его статьи въ легальномъ журнапѣ „Дѣло".
И, вдругъ, дорогое дпя насъ имя видѣть на страницахъ „Московскихъ Вѣдомостей"...
Какъ утѣшеніе, намъ впоспѣдствіи стали говорить:
„Левъ Тихомировъ никого ие выдапъ". Ппохое утѣшеніе.
Развѣ, отвѣчали мы, Левъ Тихомировъ не сталъ во главѣ га-зеты, которая нѣскопько десятковъ лѣтъ не брѳзгала простымъ сыскомъ?
Да, намъ бывшимъ ссыльнымъ памятно ренѳгатство Тяхо-мирова... Выброшѳнные за бортъ русской общественной жизни, мы, ссыньные, и тамъ, въ дапекой Сибири, сумѣли пріобщиться къ общественной ишзни и быть полезными для своей изстрада-вшейся родины.
Выше я ужѳ показалъ, что мы дажѳ въ сырыхъ и тѳмныхъ казематахъ не сидѣли сложа руки, что мы и тамъ старались вно-сить лучъ свѣта въ тѳмное царство. Понятно, поспѣ этого не мо-гли же мы сидѣть въ Сибири на рѣкахъ Вавипонскихъ и только плакать.
Оторванныя отъ русской жизни, юныя сипы моподой Россіи были посепены по городамъ и весямъ далекой окраины группами отъ десяти до тридцати и болѣѳ человѣкъ. Группы эти сперва жипи совершенно изолированной жизныо, не соприкасаясь съ окружающей ихъ жизныо Сибири. Такая изопированность вызы-вала анормальныя явленія, люди, такъ сказать, жарились въ своемъ собственномъ соку. Проистекапи разныя некрасивыя, печапьныя, внутреннія исторіи. Тѣ пичныѳ недостатки, которыѳ при широкой общественной работѣ сглаживаются, въ узко кружковой жизни, бросапись въ особѳнности въ гпаза, пріувѳпичивались. Нужно сказать правду, мы, ссыльные, нерѣдко бопьше страдали отъ этихъ внутреннихъ исторій, нежепи отъ внѣшняго гнета. Бызапи слу-чаи, когда исторіи кончались самоубійствами, какъ это было въ Ялуторовскѣ.
Вскорѣ однако все измѣнилось къ пучшему. Мы начали при-сматриваться къ окружающѳй насъ сибирской жизни. И радости, и печапи окружающихъ насъ шодей стапи намъ дороги. Мапо-по-малу ссыпьные кружки превратились въ культурные центры далекой Сибири. Въ каждомъ такомъ центрѣ находился или врачъ изъ ссыльныхъ, весь отдавшійся страждущѳму піоду, ипи педагогъ, воспитавшій не одного сибирскаго юношу.
Мѣстные отдѣпы Географическаго общества, Восточно-си-бирскій и Западно-сибирскій, нѳ обходились безъ работъ ссыль-ныхъ. Ими же предпринимались ученыя экспедиціи, напр., Якут-ская на средства Сибирякова. Гпавный жѳ рычагъ, при посрѳд-стрѣ котораго мы, ссыпьные, стапи играть замѣтную роль въ окру-жающей насъ жизни, была печать. Въ Томскѣ въ начапѣ 80-хъ годовъ начала издаваться „Сибирская Газета". Руководитепями ея были ссыльные, Фѳликсъ Волховской и Соломонъ Чудновскій. Такъ какъ вся Сибирь быпа тогда наполнѳна попитическими ссыльными, то понятно въ „Сибирской Газетѣ" пѳгко можно быпо заручиться мѣстными интеллигентными коррѳспондентами. Ни одинъ замѣтный фактъ сибирской жизни нѳ ускользапъ отъ гпазъ талантпиваго обозрѣвателя сибирской жизни.
Феликсъ Волховской, ежѳнедѣпьно въ фепьетонѣ дѣпая какъ-бы прогупку по сибирской таёгѣ, остро высмѣивапъ мѣстныхъ
Держимордовыхъ и Копу паевыхъ; высмѣивалъ такъ, что и придрать-ся нельзя быпо, такъ какъ нѳ упоминапъ ни имени Держиморды, ыи мѣста. Напримѣръ, Тобольскъ, въ которомъ находился тогда гу-бернаторъ Лисогорскій, называпся Ппѣшогорскимъ. Нѳзамѣтнымъ образомъ политичеекіе ссыльные заняли мѣсто прокурорскаго надзора. Мѣстные акупы и самодержцы стали съ опаской погля-дывать въ сторону ссыпьныхъ. Всѣ же обиженные, униженные и оскорбленные, тайкомъ крадучись, приходипи къ намъ съ жало-бами, фактами, обпичитепьными документами. Корреспонденціи повліяпи бпаготворно и на насъ самихъ. Мы стапи чувствовать себя ыѳ отчужденными отъ окружающей насъ жизни. По необхо-димости мы должны были зорко присматриваться къ шодямъ п порядкамъ захопустныхъ городковъ и весей.
Правда, нерѣдко страдапи отъ этого наши бока, но гдѣ же наша ые пропадала? За то мы сохраняли •живуго душу и способ-ность къ активной борьбѣ.
Въ то врѳмя, какъ тамъ, за Ураломъ, въ Европейской Рос-сіи,догорала поспѣдняя активная борьба народовольцевъ и стала возникать „толстовщина", а въ покойной „Недѣлѣ" стапъ молоть Емѳпя свою недѣлю, мы, ссыльныѳ, въ Сибири нѳ складывапи своего знамени борьбы.
Будущій историкъ Сибири допженъ остановиться на ропи политическихъ ссыпьныхъ въ этой отдаленной окраинѣ. Имя хотя бы такого человѣка, какъ Фепиксъ Волховской, не останется безъ допжнаго вниманія этимъ историкомъ.
Сергѣй Жебуневъ
Былое
№ 5, Санктъ-Петербургъ, май 1907 годъ
