Круг
Весна.
Появляются первые проталины у нашего колодца — круг, как все называют это место.
Здесь чертят первые «классики», первая игра в лапту.
Только пришли из школы, сделали уроки, а тут уже команда собралась.
Шагами отмеряют кон и отмечают полукон, длину поля.
Мячики резиновые тогда были редко у кого, а нам отец привез из города каучуковый.
Его не проколешь, но тяжелый.
Кто вадит, ударит таким мячиком, ойкнешь, и еще долго будет красное пятно на теле.
Весна быстро пролетает.
И нам надоедает лапта, наступает пора футбола.
Гоняем тряпичный мяч из старой шапки.
Крик, шум, не поймешь, кто кричит и что доказывает.
Играем босые, сбиваем ноги до крови, а иногда разрежешь о стекло или какую-нибудь железку.
Стоп игра!
Надо остановить кровь.
Тут собираются все и дают советы:
— Потереть чертов палец.
— Нет, надо засыпать горячей пылью с дороги.
Утомилась ребетня за день.
Солнце клонится к горизонту.
Надо встречать овец с пастбища.
Всматриваемся вдаль.
Все тихо.
Женщины сидят на лавочке.
Отец всегда весной устанавливает лавочку около дома.
Вот пришла тетя Маша Чернова, тетя Шура Друзина.
Мама зовет соседку, которая живет напротив:
— Лисаня, пойдем к нам, посидим.
Она такая хохотушка.
Подходит, здоровается.
Ей говорят:
— Садись, в ногах правды нет.
— И верно, бабы, правда только в газете написана.
Разливается смех.
Начинают обсуждать сколько дадут зерна на трудодни.
В конце поселка поднимает золотистая от заходящего солнца пыль.
Гонят овец.
Женщины встают с лавочки, у каждой в кармане кусочки хлеба — приманка.
Отара быстро приближается.
И вот уже слышно:
— Машка!
Ма-ашка!
Машка!
— Куда ты понеслась, вот овца бестолковая!
— Сынок, заверни ярку в денник!
Вот уже и коровы идут не спеша, мычат.
Вечерний воздух наполняется запахом парного молока.
Пастух, дядя Ваня Карпухин, щелкает кнутом и зычно кричит:
— А ну пошли!
Он небольшого роста, всегда в резиновых сапогах, кепке и фуфайке, быстро и широко шагал, редкий мужчина за ним успевал.
Поселок погружается в вечерние сумерки, еще не зажигали лампы в домах.
Слышно как мама гремит подойником, тихо уговаривая корову:
— Дочка, Дочка.
И вдруг «вжик, вжик, вжик» — струйки молока ударяются о пустое дно подойника.
Крутится под ногами мурлыкая, кошка, выпрашивая свою порцию молока.
Наступает тишина, даже собаки успокоились.
Видно: то тут, то там зажигают лампы, но ненадолго.
Ночь для того и дана чтобы спать, как говорит мама.
Только вот молодежь «с вечера не укладешь, утром не поднимешь».
В конце поселка уже слышны залихватские переборы балалайки Володи Черемушкина.
Как магнитом притягивает музыка.
Собираются девчата и парни, нарядно одетые.
Парни в хромовых сапогах, голенища собраны в гармошку.
Девчата в нарядных блузках, волосы уложены волнами, в туфельках на маленьких каблучках.
Разносится запах дешевых духов: «Сирень», «Ландыш», «Кармен», «Незабудка», «Красная Москва».
А на кругу уже собрались наши — те, кто живет рядом.
Принесли из дома табуретку.
Соседка Аня, Нюра Чернова, настраивает гитару.
Мы малышня бегаем, пищим, играем в догонялки между взрослыми, задеваем их, и получив выговор и легкий подзатыльник, отходим в сторону.
Вот собрался уже весь «круг», парни стоят отдельно, курят или как все лузгают семечки.
Музыканты играют по заказу: полечку, краковяк, фокстрот.
Пары мелькают в темноте по кругу.
Кто-то стоит и наблюдает — нет пары.
Танцуют девушка с девушкой, мало парней осталось, многие не вернулись с фронта.
Кружатся, кружатся пары, а переборы льются как весенние ручейки.
Смолкают струны, музыканты откладывают инструменты, танцующие просят играть еще.
— Нет. Надоело, да и пальцы уже болят.
Все понимают, что им тоже хочется потанцевать.
Начинают уговаривать брата Сашу, чтобы он поиграл на гармошке
Ему недавно купили «хромку».
Он еще плохо играет.
Разучил танго, барыню и «златые горы».
Его учитель, парень с соседнего поселка Каменки, Николай Коняхин, берет гармонь, лихо перебирает клавиши, как бы проверяя настрой.
Медленно выводит вальс «Амурские волны».
Пары задвигались и поплыли по кругу.
Я сижу на траве и слушаю мелодичные звуки.
Потом идет перебор «та, та-та-та, та-та-та».
Мелькают расклешенные юбки — восьмиклинки.
Парни слегка прижимают к себе партнерш, и те почти летят.
Как красиво!
Небо звездное и таинственное.
Иногда удается увидеть падающую звезду и загадать желание.
Слышно строгий голос мамы:
— Робята, марш домой!
Мы с Ваней бежим, она не будет звать дважды, а за непослушание завтра может не пустить на улицу.
Взрослые еще долго будут веселиться, а мы, ополоснув ноги, валимся на койку и моментально засыпаем.
Война закончилась, возвращались демобилизованные солдаты.
Первым пришел домой Илья Черемушкин.
Весь поселок побывал в их доме.
Малышня смотрела через окно на своего героя.
Он служил танкистом.
Женщины приходят в избу, обнимают солдата, плачут.
Приходят и вдовы, они расспрашивают:
— Не видал ли моего, он последнее письмо прислал из Польши?
Бесконечные расспросы, шум.
Сколько пролито слез за эту войну и сколько еще прольют матери и жены за своих родных, любимых, так и будут ждать, так и будут надеяться на чудо, но встречи будут только во сне.
Мужики вынимают из кармана бутылку с мутной самогонкой, заткнутую вместо пробки свернутой газетой...
Наши детские забавы
Весна в разгаре.
Зазеленела трава и мы все уже у «Куста».
Каждый принес две-три картошки, соль, кусочек хлеба и две спички: в то время спички были на счет и продавали их поштучно.
Малышня собирает прошлогодние коровьи лепехи в кучу, сухую траву.
Ребята повзрослее наломали сучья валежника.
При помощи этих двух спичек стараются развести костер.
Вот уже стоя на коленях, раздувают тлеющий огонек.
Подбрасывают сухую траву.
Язычки пламени затрепетали, струится дымок.
Довольные бегаем вприпрыжку у костра, как бы исполняя танец.
Старшие пошли искать первые побеги дикого лука.
Леша Друзин зовет:
— Пойдемте на ту поляну, в летошнем году там было много.
Выкапываем маленькие белые луковички с резким запахом чеснока, черемша, как мы узнали позже.
— Много не копать, надо оставить на следующий год.
Дежурные следят за костром, подбрасывают лепехи.
Золы уже много, бросают в нее картошку и засыпают.
С нетерпением ждем.
В компании всегда найдется знаток, который знает, когда она испечется.
С чем можно сравнить печеную картошку в костре на поляне весной.
Черная, с дымящимся бочком, горячая, нельзя взять в руки.
Катаем по зеленой изумрудной травке, остужаем.
Корочку хлеба натираем диким луком.
Маленькими самодельными ножичками счищаем обгоревшие бочка, разламываем пополам, посыпаем солью.
Запах печеной картошки, хлеба, чеснока перемешиваются и вызывают аппетит.
Глотаем слюни.
Вот миг счастья!
Предзимье.
Поля, деревья стоят голые.
Кое-где трепещут красно-бордовые листочки вишни, как летом бабочки.
Я упрашиваю Ваню:
— Давай сделаем забадок.
Синички уже прилетели.
Валя мне дала резинку, смотри какая.
У Вани со сверстниками свои игры.
Они гоняют шар клюшками, сделанными своими руками.
— Некогда мне, у нас уже команда собралась.
Вот всегда так, ребята, ребята, а как же я.
Иду к бате в мастерскую, он сколачивает рамки для пчел.
Стою, смотрю и завидую, как у него здорово получается.
Он видит мои просящие глаза:
— Сынок, что тебе надо?
— Папа, сделай мне забадок, Ваня не хочет.
— Зачем?
— Синичек ловить.
Я только поймаю, в руках подержу и отпущу.
Беру отрезок доски:
— Вот донышко уже готово, еще только восемь реечек.
— Сынок, эту дощечку я на прилетку приготовил, а мы ее на игрушку изведем.
Я так ласково, нежно прижимаю дощечку, она уже моя.
Отец смотрит, улыбается, треплет меня за плечо:
— Ладно, давай строить твой забадок.
У него все очень быстро и ловко получается, ведь он плотник и столяр.
— Прутики сам нарежешь в саду, только аккуратней с ножом.
Какое счастье — у меня теперь свой забадок.
С соседом, моим тезкой, Витей Друзиным, завтра пойдем в барский сад ловить синичек.
Надо привязать ей к лапке вот эту красную ниточку, я тогда ее из всех узнаю.
В любое время года мы, ребятишки, находили игры и забавы: осенью мастерили лук со стрелами, зимой делали ледянки из старого решета.
Дно обмазывали свежими коровьими лепехами и намораживали лед, с горы катились с ветерком.
Санки и лыжи нам делал батя или сами мастерили из деталей от старой дубовой бочки.
Летом запускали змея под облака, выпросим у мамы катушку с нитками десятый номер, из лучинок смастерим каркас, заклеим бумагой, завершение — хвост, из лыка.
Вся малышня, да и ребята повзрослее, все заняты работой.
Какое счастье, когда из твоих рук, подхваченный потоком ветра, вырывается это хрупкое, дивное творение и парит в воздухе, над головами изумленных мальцов.
Но были и неудачные полеты, нет ветра, а мы как муравьи, бегаем, упрашиваем взрослых.
Они дадут нам катушку:
— И, вперед!
Мы бежим не оглядываясь, вдруг падает главный бегун, а тут и змей упал, бумага порвалась, реечки поломались.
Вся вина свалилась на того, кто упал, упреки и, конечно, слезы:
— Я ведь не нарочно, за кочку зацепился!
Скоро забудем свои обиды и огорчения, и вот уже новая игра, в войну, захлестывает нас.
Собираемся все: ребята и девчонки, надо, чтобы было две большие армии.
Придумываем свои хитрости, переодеваемся, кто-то из мальчишек повязывает платок, а девочка нахлобучивает старую отцовскую фуражку, чтобы не узнали.
В каждой армии свои разведчики и свои бойцы.
Все играющие прячутся.
Обнаружив противника, выкрикивают его имя, если угадали, считается убитым, а если ошиблись, боец продолжает игру, а тот, кто ошибся, выбывает.
Так идут наши счастливые детские дни.
Мы уже знаем, где появился первый щавель, барчовка в Кусту.
А на Троицу уже поспевает лесная ягода в барском саду.
Я непременно нарву пучок душистых сладких ягод и угощу маму.
Иногда со старшими братьями ходили собирать ягоду в «салтыковский» овраг за дальний пруд, доходили до Хохлов, там когда-то был хутор переселенцев из Украины.
Интересные истории о них рассказывал батя.
Они появились в наших местах после столыпинской реформы в 1909 году.
Сейчас остался только кустарник и деревья, которыми был огорожен участок.
Трудолюбивые были люди, сделали пруд, перегородив овраг плотиной, которая и сейчас стоит как памятник далекой старины.
~ 3 ~
