«Козьма Прутков» Н. Кузьмина
печатается с сокращениями
В выборе произведения для иллюстрирования заключен момент его оценки, склонность художника к тому или иному жанру литературы, роду мышления писателя.
Это видно в рисунках Кузьмина ... к сочинениям Козьмы Пруткова.
Н. В. Кузьмин
|
Мне предстоит сложная, но очень увлекательная задача — попытаться проанализировать иллюстрации ... к произведению ...
В этом случае особенно наглядным становится их своеобразие и отличие друг от друга, разница принципиальных позиций и подхода к иллюстрированию и оформлению книги.
В самом обращении к Козьме Пруткову уже проявляются определенные склонности художника.
Надо остро чувствовать и понимать иронию и парадоксы, уметь найти адекватное им по выразительности пластическое решение.
Являясь пародийными опусами, произведения Козьмы Пруткова весьма разнообразны по жанру.
Высмеиваются не только явления жизни, но и литература, и многие привычные представления: бюрократический казенный уклад России середины XIX века, романтическая поэзия, которая в бесчисленных подражаниях стала ходульной и трескучей; афоризмы являются сатирой на тривиальность, господствующую в умах людей.
В выборе произведения для иллюстрирования заключен момент его оценки, принятие художником того или иного жанра литературы, рода мышления писателя.
Кузьмин, впервые еще в начале 30-х годов иллюстрировавший Пруткова для издательства «Academia», последовательно развивается как художник, нашедший свой подход к произведению и свое толкование.
Н. В. Кузьмин. Полосный рисунок
Козьма Прутков «Плоды раздумья»
«Художник РСФСР», Ленинград, 1962 г.
|
Его рисунки остро характерны; изображения в каждой композиции, несмотря на их изобилие, сгармонированы по классическим канонам и расположены на странице вполне академично.
Занимательны и поучительны сами изображения: тип, характер людей, ситуации, в которые они поставлены.
Такой подход к организации книги Кузьмин сохранил и в издании 1962 году «Плоды раздумья» («Художник РСФСР»).
Здесь ограничен круг произведений — только «мысли и афоризмы», квинтэссенция мудрости, заложенной в опусах Козьмы Пруткова.
Художник следует, казалось бы, с большой точностью, почти буквально, внешнему значению каждого афоризма.
Но глубокомысленные рассуждения несут в себе убийственный сатирический подтекст, и рисунки в полной мере обладают той ироничностью, которая, скрывая непосредственную наивность изречений, выявляет их истинный смысл.
Такие блестящие находки, как самодовольный генерал с выпяченной грудью, усеянной звездами (орденами), на фоне звездного неба, совершенно точно комментируют текст.
Так же воспринимается изображение человека в мундире с эполетами, пробивающего головой стену: усердие все превозмогает.
Или кучер на козлах с лицом Николая I, звездой на груди и вожжами в руках: «хорошего правителя справедливо уподобляют кучеру».
Эти рисунки демонстрируют подход и отношение Кузьмина к тексту.
Он, вроде бы, с полным простодушием непосредственно иллюстрирует книгу, но делает это на самом так, что афоризмы воспринимаются сразу во всей их сложности, с подтекстом.
Как же это выражается пластически?
Очень точный рисунок (тушь, перо) с богато разработанной штриховкой, определяющей глубину и соотношение пространственных планов, основан на безупречном владении линией.
Кузьмин прекрасно знает законы книжного организма, меру допустимости прорывов в глубину, обладает тонким чутьем, оперируя с плоскостью листа бумаги.
Сам рисунок свободен, мысль, родившаяся у художника, органично и легко переносится на бумагу.
При этом линия лаконично строит форму предметов, объемы которых конкретны и возникают как абсолютно убедительные и достоверные благодаря применению многочисленных штриховых комбинаций.
Иногда (правда, это бывает крайне редко) штриховка сочетается с заливкой тушью.
Вьющаяся, простая и в то же время изысканная, уверенная линия определяет пластику рисунков Кузьмина.
Кое-где рисунки оттенены цветом.
Неяркое цветовое пятно является то фоном для фигуры, то беглым росчерком, подчеркивающим динамику, то дополняет окраску предметов.
Каждый штрих рисунка выразителен, будь то лицо, фигура, отдельный предмет.
На каждом развороте помещены один, два, три, редко четыре рисунка.
Художник добивается их ритмического равновесия, используя расположение текста: по-разному размещая его, варьируя длину строк, пробелы между ними.
В результате возникает довольно спокойная, хотя и свободная композиция разворотов, где рисунки и текст укладываются в строгий, точно определенный формат полосы набора.
В целом же книга, квадратная по формату, уравновешена, она фланкируется композициями на форзацах: в начале — Козьма Прутков среди своих авторов, в конце — памятник Козьме Пруткову от почитателей его таланта.
Эти рисунки, так же как и полосный рисунок в середине книги — Козьма Прутков среди моря житейского, — характером и манерой напоминают иллюстрации к изданию «Асапеппа».
Особенно примечателен последний — писатель с невозмутимым лицом, на котором читается сознание значительности собственной деятельности, спокойно присел на утес, окруженный бурной стихией: волнуется море (в бушующих водах с трудом удерживается корабль, русалка всплескивает руками), сверкают молнии, ветры (головы с надутыми щеками) поднимают бурю.
А автор в цилиндре, увитом лавровым венком, облокотился на камень с пером в руке и рукописями и не замечает ни бушующих сил природы, ни змеи с высунутым жалом.
Многословный рисунок аллегоричен и соответствует аллегории в литературе.
Художник, украшая книгу, помогает войти в мир писателя, сделать его наглядным.
Таков метод Кузьмина, раскрывающего произведение литературы непосредственно: следуя за автором, он изображает описываемое.
Но парадийность неминуемо и очевидно выступает в его рисунках, адекватная самому духу творчества Козьмы Пруткова.
Е. Буторина
Н. В. Кузьмин. Разворот
Козьма Прутков «Плоды раздумья»
«Художник РСФСР», Ленинград, 1962 г.
|
