Письма и телеграммы П. А. Столыпина к жене О. Б. Столыпиной
1905 – 1906 годы

ѣ

30 iюня 1905 года, городъ Саратовъ
Мое сокровище, я вернулся из Биклея сегодня утром и вот только теперь в 9 часов вечера улучил минутку тебе написать.
…
Про уезд лучше не писать тебе: две усадьбы сожжены и разграблены, так что пахать можно. Это у барона Ховена и Киндяковых. Крестьяне хотят идти жечь и грабить дальше, но посланные мною драгуны остановили движение своим появлением. На мои вопросы: «знать не знаем и ведать не ведаем». Соседние деревни терроризированы, так как и их хотят жечь, если они не примкнут к движению. Помещики в панике отправляли в город имущество, жен и детей. В других уездах тоже вспыхивает то тут, то там. Еле поспеваешь посылать войска, которых мало и долго ли еще можно рассчитывать на войска после Потемкина¹? А господа земцы готовят сюрпризы: врачи Балашовского уезда решили, что недовольны тем, что я не исполнил их требования, и все с 15 июля выходят в отставку — бросают больницы, амбулатории, уходят и все 40 фельдшеров. К ним присоединяются 3 уезда, а затем вероятно вся губерния. Я не теряю самообладания и надеюсь на Бога. В этом деле я прав и думаю, что большинство благоразумных людей осудит врачей и они провалятся. Само население, я думаю, обернется против них и им не удастся сыграть в руку революции. Я прошу еще полк казаков в губернию и не теряю надежды поддержать порядок. Твои письма &mdas; моя утеха и услада. Целую моего сына за поздравление
…

¹Имеется в виду восстание матросов на броненосце «Князь Потемкин Таврический», вспыхнувшее стихийно 27 июня 1905 года

1 iюля 1905 года, городъ Саратовъ
Сегодня я, как Фейнберг¹, устал и пишу два слова своей дорогой. Такая масса помещиков теперь приезжает, и все напуганные: сегодня опять князь Салтыков, Сабурова и князь Гагарин, брат Андрея. Теперь главная забота, это доктора. Я телеграфировал в Петербург, прося выслать хоть несколько человек, чтоб объезжать деревни. Но думаю, что ответят, что врачей нет. Сегодня долго беседовал с членом управы Сумароковым² и мягко высказал ему, что гнусно пользоваться ложью и клеветою на губернатора, чтобы вызвать забастовку и возбудить население. Он лепетал, что это направлено не против меня, что мне отдаю! должное, но что правительство ведет двойную игру и что нужно с ним бороться и доктора избрали такой прием, как способ борьбы Вчера в санитарном обществе вакханалия адресов, похвальных речей, ругани против бюрократии. Мораки3 имел инструкции в случае эксцессов и каких-либо революционных возгласов закрыть собрание. Но до этого не дошло, и лишь по закрытии собрания молодежь затянула Марсельезу. Сегодня долго сидел я в губернском правлении и Гаврюша удивительно мил и любезен. Но жду не дождусь, когда он будет уволен и уедет.
…
То, что Ты читала в газетах о том, что саратовская администрация прозевала голод, это подлость Юматова. Я сам в день их заседания вызывал его, обратил его внимание на предстоящий голод, сообщил о принятых мною мерах и упомянул об оптимизме Кропотова⁴, которого я не разделяю, а он воспользовался и что-то набрехал. Я его пробирал. На воскресенье приглашен обедать к Харизоменовым. Отчего ты не делаешь визитов? Соседи будут обижаться. Люблю, целую нежно

¹  Исаак Александрович Фейнберг — статский советник, председатель ковенского благотворительного общества «Подпора падающим»
²  Алексей Владимирович Сумароков — коллежский секретарь, член Саратовской губернской земской управы, губернского по воинской повинности присутствия, гласный губернского и уездного земского собрания
³  Владимир Николаевич Мораки — надворный советник, уездный исправник Балашовского уезда Саратовской губернии
⁴  Григорий Сергеевич Кропотов — статский советник, непременный член Саратовского губернского присутствия, гласный Саратовского губернского и уездного земского собрания, член Саратовского губернского Статистического комитета

2 iюля 1905 годъ, городъ Саратовъ
…
15 июля экстренное Земское Собрание, а через 3 дня я хочу выехать в Сердобский и Петровский уезды — там брожение. Мне посылают еще полк казаков. Эти, думается, надежны и я спокойнее. Не вижу я того счастливого дня, когда обниму тебя в Колноберже. Видимо и 11-ое и 22-ое проведу в одиночестве. Дай Бог вырваться в августе. Сегодня был Языков¹. Биклей, где был разгром от них в 30 верстах. Он говорит: Марья Михайловна дрожит! Кочубей из Остенда телеграфировал к 29-му. Не забудь ей отплатить 26 августа. В Галкинский приют поеду завтра насчет Лейкиной. Салтыков, женатый и отец семейства, уехал. Несмотря на дела, я решил немного отвлечься, а то обалдеешь, и вечером еду с Кноллями смотреть «Джентельмена». Цензор Виноградов² переедет в Томск, а мне назначают бывшего Земского Начальника Старова³, мой выбор. Прощай бесценная. Целую

Трудно сказать, кто из братьев имеется в виду:
¹  Языков Сергей Михайлович — статский советник, член гражданского департамента Саратовской судебной палаты, или
  Языков Николай Михайлович — титулярный советник, инженер-технолог, участковый 3-го участка фабричного надзора Саратовской губернии
²  Виноградов Павел Тимофеевич — статский советник, и. о. саратовского отдельного цензора по внутренней цензуре
³  Старов Константин Прокофьевич — государственный секретарь, в 1902 году земский начальник

3 iюля 1905 годъ, городъ Саратовъ
Моя ненаглядная, сегодня выспался до 8 ½ часов, так как воскресенье, вчера отдохнул немного в театре на «Джентельмене» и сегодня чувствую себя бодро и хорошо, тем более, что свежо и все последние дни идут хорошие дожди. Сам «Джентельмен» играли очень хорошо и я вспомнил, что ты любила эту пьесу. В ложе были Кнолли, Арбенев¹ и потом пришел Корбутовский. В антракте пили чай. Сегодня был у меня Букарь, очень тебя любит и кланяется. В губернии крупного за последние дни ничего не было, кроме забастовок в имениях и угроз, но мне посылают еще казаков. Теперь острый вопрос с докторами — это докторская драма должна разрешиться до 15-го июля. Я послал весьма умеренный ответ, в котором отмечаю, что различаю два течения — прогрессивное и разрушительное и борюсь только против последнего и не верю, что враги хотят подать руку элементам разрушения и насилия, но несмотря на какие бы то ни было угрозы, я свой долг исполню и сохраню порядок и спокойствие, которых властно требует общество для проведения реформ. Вместе с тем я готовлю туда врачей, нашел уже четверых, надеюсь, что несколько человек получу из Петербурга и пошлю их в уезды с сестрами милосердия. Бог поможет мне, надеюсь, выйти и из этого затруднения. Были сегодня в Галкинском приюте, смотрели забор, который хорош, дети здоровы, Лейкиной я приказал до возвращения ее отца с войны, не переводить в православие. Она очень на вид истощенная — кажется, у нее английская болезнь. Мне так жаль, что я не вижу, как развивается мой сыночек. Так тянет к тебе, солнцу моей жизни. Что наши лошадки? Целую тебя, цветик ты мой, когда-то расцелую тебя в сурьоз, как говорят мужики? Люблю
...

¹  Владимир Николаевич Арбенев — действительный статский советник, в 1902 году непременный член Саратовского губернского присутствия, гласный губернского земского собрания от Сердобского уезда Саратовской губернии, гласный уездного земского собрания, член от земства отделения Крестьянского поземельного банка, член судебного присутствия уездного съезда, почетный мировой судья

4 iюля 1905 годъ, городъ Саратовъ
…
Послезавтра уезжаю в Сердобский и Петровский уезды до 12-го июля. Ты опять будешь без писем, дорогая. Еду в Беково, Хованщину (врач Беклемишев), Куракино (князь Куракин), Трескино (Похвиснев), и Дурново, товарища министра, потом к Васильчикову, Андрею Дубенскому. Везде хочу лично воздействовать на крестьян.
…
Был сегодня в Хрисанфском убежище, смотрел ремонт. Хорошо. Чегодаева в отпуску. Одна из девочек заболела туберкулезом. Храни Вас всех Господь. Целую, люблю

¹  Владимир Борисович Похвиснев — коллежский асессор, земский начальник участка в Сердобском уезде Саратовской губернии, член административного присутствия уездного съезда

5 iюля 1905 годъ, городъ Саратовъ
...
Сегодня был у меня Петровский Предводитель Кропотов и упросил удлинить маршрут и посетить еще несколько сел, так что вернусь лишь 13-го числа. Только что получил запоздалую телеграмму от Шенберга и ввиду ее милой редакции, посылаю ее тебе. Сегодня до одурения после приема писал письма всем управляющим. Теперь пообедал и сяду за бумаги, а после 9-ти пойду пешком в театр, куда позвал за преданность Букарей и Антипину. ...
Оля, ты так хорошо пишешь, что молишься за меня. Господь, наша крепость и зашита, спасет и сохранит нас. Страха я не испытывал еще и уповаю на Всевышнего. Твой

6 iюля 1905 годъ, 8 часовъ вечера, городъ Саратовъ
Сейчас иду на поезд, ни минуты не было свободной в течение всего дня ... ...

8 iюля 1905 годъ, городъ Сердобскъ
Дорогая, пишу из вагона на стоянке. Вчера весь день ездил на лошадях. Утром приехал в Беково, где меня встретил В. Н. Ознобишин со всеми земскими начальниками и слепой Гагарин, звавший к себе с бесконечными историями, конечно, не мог изменить маршрут. Был в Хованщине и заехал к врачу Беклемишеву, который оказался премилым и любезным человеком. Его, бедного, 7 раз поджигали, и, надеюсь, что после моих разговоров с мужиками его оставят в покое. Он все говорит про тебя, что он с тобою танцевал. Оттуда через погорелые усадьбы поехал к Мономахову¹, у которого вторично обедал — там громадная семья, сестры с детьми, внуки и прочее. Ночевал у старика князя Куракина. У него дворец копия Гатчинского, построен при Екатерине. Картинная галерея, редкости, прямо музей, все сохранилось замечательно. Он прежде сильно пил, женился пьяный на матери M-me Похвисневой, но теперь уже несколько лет не пьет, образованный, остроумный и изысканно вежливый и приятный. Это брат Статс Дамы Нарышкиной. Сегодня утром после разговоров со сходом, его тоже все жгут и в земского начальника Бернова даже стреляли, приехал сюда и еду в Трескино, где имения Дурново, Акиных, Похвиснева, а оттуда на лошадях к Васильчикову ночевать. Мое впечатление тут лучше, чем ожидал — думаю, что здесь крупных беспорядков не будет и, даст Бог, все обойдется хорошо. Скучно без известий от тебя, моя хорошая. Целую, люблю крепко

¹  Николай Владимирович Мономахов — поручик в отставке, непременный член Саратовского губернского присутствия, гласный губернского земского собрания от Сердобского уезда, член учетно-ссудного комитета по сельскохозяйственному кредиту в саратовском отделении Государственного банка, в качестве представителя земства являлся непременным членом саратовского отделения Крестьянского поземельного банка

12 iюля 1905 годъ, Петровская станцiя
Дорогая моя, сегодня день Твоего рождения. Нежно, нежно целую и грущу о разлуке. 2 последних дня делал по 100 верст и не было времени и возможности писать. Третьего дня ночевал у Дубенского. Тебе кланяются его сумасшедшая сестра Саня и старушка Богдановская. Вчера обедал у Кропотова и затем ездил с ним два дня. Ночевал у Ознобишина — красивый старинный дом. Меня огорчает поведение здешнего земства — собрали крестьян на экономический совет и говорили против губернатора, земских начальников, священников, решили, что надо всю землю землевладельцев поделить и уничтожить войско. Это постановление они отпечатали и рассылают по уезду. Я по телеграфу выписал Микулина и Паперацева сюда и потребовал начатия дела, хотя бы пришлось арестовать всю управу. Будет всероссийский скандал. А 15-го июля губернское собрание и, вероятно, новые скандалы. Тут мужики терроризированы шайками мужиков, жгущих, безобразничающих и грозящих всем. Пришел полк казаков — без них не сохранили бы порядка. У помещиков паника, но крестьяне в общем еще царелюбивы. ...
Целую, люблю бесконечно

13 iюля 1905 годъ, городъ Саратовъ
Ангел, родная, вчера в день Твоего рождения писал из вагона, сегодня я уже дома после утомительного и угнетающего нервы путешествия. Боже, как все напорчено и как трудно будет поправлять. В начале августа, как только будет назначен Кнолль, тут все ждут назначения Шидловского, я буду проситься в Петербург, чтобы дать там картину всего происходящего. Оттуда надеюсь хоть на 2 недели к тебе, мое сокровище. При теперешних обстоятельствах недобросовестно бросать дело надолго. Ужасно утомлен, 12 часов и глаза слипаются. ...
Теперь шармантерия¹: сегодня дамский день: Каткова, Булгак и Киндякова шлют записки. Первая сидела днем, ее хотели громить и она в толпе собственноручно трех парней, наступавших на нее, швырнула в ворота. Вторая обедала и тараторила 1 ½ часа. Третья зовет послезавтра вечером. ...
Шомпулев прислал Аде образок Николая Чудотворца, который лежал на его мощах. Сестре Александровой ответил за Твоею подписью. Целую, люблю, не верю счастью скоро увидеть. Твой

¹  charmant — французский: очаровательно, прелестно

14 iюля 1905 годъ, городъ Саратовъ
Бесценная моя, прямо-таки некогда и писать тебе — такие дни. Наши земцы вернулись из Москвы, где надсмеялись над полицией: с полицмейстера, который пришел закрывать их съезд, сняли фотографию, осмеяли, выгнали его и продолжали свои занятия. Они решили, что к правительству обращаться нечего, что властям подчиняться не надо и что надлежит обратиться с воззванием к русскому народу. Сегодня был у меня Котляревский и Давыдов, открыто говорят, что нет правительства, что проект Булыгина¹ идиотский и что нет выхода. Грустно все это ужасно. Думаю завтра сказать, открывая земское собрание, откровенное слово, теперь не время молчать. Но, вероятно, не успею подготовиться, так как весь день и вечер тормошат по неотложным делам и телеграммы о беспорядках и поджогах с разных сторон губернии. Ты спрашиваешь, какое повышение получил Рогович²? Не знаю, я за газетами не слежу теперь, да считаю теперь всякое назначение и повышение наказанием. Прошусь в Петербург около 10-го августа, не знаю, пустят ли? Богданович, говорят, назначен по соседству в Тамбов Nous l’avons échappé belle³. Люблю Тебя всею душою. Твой Ты, ангел, пишешь про требования кейданских рабочих. Серьезно ли это?

¹  имеется в виду проект Булыгинской думы, предусматривавший создание законосовещательной Думы, которой предоставлялось право обсуждать все законопроекты, бюджет, отчет государственного контроля, давать по их поводу заключения, которые затем передавались в Государственный совет, оттуда — с заключениями Думы и Совета — представлялись на Высочайшее благовоззрение
²  А. П. Рогович в 1906 году оставался причисленным к Министерству внутренних дел, в 1908 году гофмейстер, тайный советник, сенатор, обер-прокурор Святейшего Синода
³  французский: мы счастливо отделались

Ce 18 juillet 1905, Saratoff
Chère adorée. Deux mots avant de me mettre en wagon. Il est 8. h. du matin et je serai à midi sur place dans le district d' Аткарск. J'y reste j'espére seulement jusqu' au soir et je vais au district de Балашов. Il y a des désodres dans plusieurs biens et entre autre nos Saratowiens s'amusent dans le bien de Solowoy, qui est dans le gouvernement de Тамбов sur notre frontière — увозят его хлеб. Tout cela durera encore 2–3 semaines jusqu'à la fin de la récolte. ...
How I lowe You<sup>1

1</sup>  французский: 18 iюля 1905 годъ, городъ Саратовъ
Дорогая, обожаемая моя, буквально два слова перед тем, как сяду в вагон. Сейчас 8 часов утра, а в полдень я уже буду в Аткарском уезде. Надеюсь, что пробуду там только до вечера, и оттуда поеду в Балашовский уезд. Во многих имениях сейчас царят беспорядки, и среди прочих наши саратовцы балуют в поместье Солового, которое находится в Тамбовской губернии на нашей границе — увозят его хлеб. Это продлится еще недели 2–3, до конца сбора урожая. ...
английский: Как я люблю тебя

22. VII. 1905 годъ, изъ Балашова, телеграмма
Сегодня Балашове погромчески настроенная толпа на врачей которых мне всех удалось спасти несколько врачей избито два дома разгромлены защищая врачей и я получил незначительный ушиб пальца совершенно здоров

15 октября 1905 годъ, между Костромою и Нижнимъ
Милая, продолжаю свой дневник, надеюсь, что он все же поздно ли, рано ли, к тебе попадет. Я, во-первых, сегодня спокойнее, получив через Роговича твою милую телеграмму. В Рыбинске я пересел с ужасной посудины, на которой плыл от Твери, на отличный пароход и телеграфировал срочно Роговичу, что проеду ночью. Он ночью прислал своего курьера с письмом и с телеграммами от тебя и Кнолля, последняя уже расшифрована, чтоб облегчить мне. Он, то есть Рогович, выезжал вечером сам на Самолетский пароход, надеясь, что я еду на нем, но так видеться и не пришлось ввиду проезда в 4 часа ночи. Телеграмма Кнолля мало успокоительная. Он описывает, как казаки разогнали толпу на Дегтярной площади, из толпы стреляли в казаков, ранили двух лошадей и прочее известное тебе из газет. В Саратове магазины заперты, на улицах патрули. Конечно, тебе можно будет приехать только когда все успокоится и движение будет вполне правильное. Когда это будет и когда-то мы увидимся? Я твердо уповаю на Бога. Он поможет нам, сохранит нас и выведет из трудного положения. Очень меня беспокоит, как это ты поедешь в зимнюю стужу. Впрочем, Бог спас уже нас от московского сидения, спасет и впредь. Ведь подумай, если бы выехали вместе, то ты и теперь была бы в Москве, где уже в среду 12-го в день моего выезда было трудно достать молока. Я ведь чудом проскочил на последний пароход из Твери — просто не верится, что я теперь плыву на роскошном пароходе, в уютной каюте. А для Тебя с дорогими детками я бы не мог придумать более пока безопасного и удобного убежища, чем Колноберже. Надеюсь на нашего верного Штраухмана — я уверен, что он охранит тебя от всякой опасности.
...
Я не скрываю от себя трудности положения теперь в Саратове. Боюсь, как бы Кнолль теперь не переусердствовал и не обозлил наших радикалов. Теперь нужна большая осторожность и надо очень считаться с общественным настроением — в начале революций надо, наравне с твердостью, уметь вселить доверие всех слоев, не перешедших еще открыто на сторону противников правительства. Мне это тоже будет трудно после того, что меня так оболгали в Балашовском деле, но надеюсь на Божью помощь. Я и Юматову телеграфировал в Петербург, чтобы способствовать успокоению: «Уехал Саратов через Тверь по Волге. Постараюсь пределах возможного пойти навстречу Вашему желанию, поскольку это не нарушает моего взгляда на дело». Я думаю, что с одной стороны спокойная доброжелательность, а с другой — сила, внушительно организованная, единственный теперь способ действия. Целую Тебя и деток, моя ненаглядная, единственная моя любовь. Мысли мои, сердце мое — все с Тобою. Да хранит Вас Всевышний, молюсь за Вас, люблю Вас. Твой
...

16 октября 1905 годъ, между Нижнимъ и Казанью
Безо всякой надежды, чтобы письмо пришло, по крайней мере, в скором времени, пишу тебе, дорогое мое сокровище, ангел мой. Видимо придется нам перетерпеть многое — Господь Бог послал мне утешение перед длинною, видимо, разлукою наглядеться на вас, дорогие, бесценные мои, провести с Вами три чудные недели. Я почерпнул в этом крепость и силу и молю Бога, чтоб он оградил меня от пролития крови. Да ниспошлет Он мне разум, стойкость и бодрость духа, чтобы в той части родины, которая вверена мне в этот исторический момент, кризис удалось провести безболезненно. Долго мы теперь не увидимся, в Нижнем говорят, что до января едва ли восстановится правильное движение. А ты-то все вещи отправила в Саратов, и теплого-то у Тебя и детей нет ничего. Самое больное то, что сегодня в Нижнем уже отказались принять телеграмму в Кейданы, так как провод на Москву перерезан. Я телеграфировал Саше, чтобы он, если можно, из Петербурга телеграфировал тебе, а потом я поехал к Фредериксу, Унтербергера нет, чтобы он просил начальника телеграфа телеграмму тебе отправить по возможности через Петербург. Ужасно будет, если совершенно между нами перервутся сообщения. Надеюсь на Бога. Я знаю тебя в эти моменты! Знаю, какую ты приносишь жертву детям, оставаясь далеко от меня в эти минуты. Но мы оба исполняем свой долг, и Господь Бог спасет нас. В Нижнем сравнительно спокойно и если бы не забастовка железных дорог, то по внешнему виду города трудно было бы думать, что происходит нечто грозное. Фредерикс рассказывал, что недавно бросили бомбу в патруль, но больших скандалов нет. Бедный Кнолль телеграфирует нехорошие вещи. Он разогнал несколько митингов, требовавших вооруженного нападения на правительственные учреждения, казначейство, оружейные магазины и прочее. Я воспользовался у Фредерикса министерским шифром и телеграфировал Булыгину, прося, пока не кончилась навигация, прислать из Астрахани еще войск. Косичу же телеграфировал, чтобы он мне прислал на пароход уполномоченное лицо: во время стоянки в Казани надеюсь убедить его выслать мне еще войск. В Самаре повидаю Засядко: там была грандиозная демонстрация с красными флагами. Передо мною все веселенькая рожица Адули: раз, два, три, четыры, пять. Когда-то я всех любимых своих расцелую. Я еду на прекрасном пароходе, пассажиров почти нет, но обдумывать будущее почти не могу, мысли мои все в недавнем прошлом, которое мне кажется волшебно-счастливым покоем, каким-то чудным перерывом в тревожной действительности. Люблю. Твой

16 октября 1905 годъ, министру внутрѣннихъ дѣлъ А. Г. Булыгину, телеграмма
Сегодня загородной роще близ товарной станции собралась толпа рабочих и интеллигентов до трех тысяч человек между которыми вооруженные ружьями револьверами кольями и кистенями. Решено было двинуться на город для вооруженной демонстрации и песнями революционного содержания. Произведен выстрел по направлению приближавшегося железнодорожного жандарма. Были еще выстрелы воздух. Все пути город заграждены были заблаговременно размещенными нескольких пунктах войсками. Увидя войска демонстранты решили отложить демонстрацию на завтра. Сегодня вечером прибыли из Пензы два батальона завтра у меня достаточно силы чтобы дать охрану всем фабрикам и заводам желающим начать работу. Депутация городских и земских гласных обратилась ко мне с просьбой не прибегать к силе считая демонстрацию безвредной. Ответил что приму самые крайние меры но никакого шествия и демонстрации не допущу

17 октября 1905 годъ, миновавъ Казань
Ненаглядный мой ангел, через 2 дня ты должна была ехать, а я сам еще в пути. Вот они человеческие предположения. Сейчас я был в Казани и уехал под хорошим впечатлением, так что сегодня настроение у меня более оптимистическое. Хотя телеграммы от тебя не было и это означает, что телеграф перерезан, но мою телеграмму приняли, и поезда из Казани на Москву пошли. Вообще вид Казани спокойный, магазины торгуют и хотя, говорят, была манифестация и вчера разгоняли нагайками, но сам народ и рабочие против беспорядков. Приехав в Казань, я узнал, что Косич в Петербурге, от Кнолля же получил шифрованную телеграмму, что нужны еще казаки, особенно в уезд. Поэтому я решил ехать в штаб округа. Поехал на электрическом траме, город за 3 версты. В штабе один старенький генерал, заменяющий начальника штаба, plein de bonne volonté¹, но ничего не знающий и не имеющий никаких прав. По его совету я телеграфировал Косичу в Петербург. На пароход приехал ко мне, впрочем, более толковый полковник Генерального штаба, который, кажется, понял необходимость усилить наш гарнизон, пока существует еще навигация. Кнолль в своих же телеграммах напирает, главным образом, на уезды. В меня вползает червь беспокойства за тебя и детей. Уже из Нижнего я догадался послать тебе весточку о себе через Сашу, рассчитывая, что, быть может, телеграф из Петербурга на Кейданы действует, сейчас же посылаю с ближайшей станции еще ему же телеграмму, чтобы он тебя запросил по телеграфу о здоровье и дал ответ в Саратов. Вообще, если прервана будет и впредь телеграфная линия, то нам надо будет установить телеграфное сношение через Сашу, Французская набережная 23. Мне бы только знать, что вы здоровы. Иначе я голову теряю. Как ужасен этот монолог. Писать и быть почти уверенным, что письмо не дойдет. Беспокоит меня и гувернантский вопрос. Не знаю, долго ли будут ждать Шорта и Левенгрена, но из Берлина и из Лондона едва ли кто-нибудь теперь поедет. Боже, скорее, скорее дожить бы до минуты, когда прижму тебя и деток к своему сердцу. Целую тебя нежно и много, голубок мой, хорошая моя. твой Из каждого города ежедневно пишу тебе в надежде, что хоть одно случайное письмо дойдет.

¹  французский: полный добрых намерений

18 октября 1905 годъ, между Симбирскомъ и Самарою
Дорогой ангел, злоключения мои продолжаются. Вот уже сутки, что наш обледенелый пароход стоит без движения между Симбирском и Самарою на маленькой пристани «Новодевичье». Налетела такая пурга и такой снег, что ничего не видно в двух шагах и опасно ехать. Опасно также и стоять, так как становится все холоднее, кругом зима, все под снегом, и мы можем тут зазимовать. Нефть тоже тратится на отопление парохода и ее может не хватить. Ко всему этому пассажиры 4-го класса взбунтовались, подняли крик, что им есть нечего — я думал, они разнесут кухню и буфет. Действительно положение их с маленькими детьми на палубе ужасно. Один купец из Самары догадался послать за хлебом в село, а я познакомился со студентом, который с товарищами что-то ораторствовал между пассажирами-мужиками. Оказалось, что он саратовец и тоже, как и мужики, требовал, чтобы везли, хоть с опасностью жизни. Оказалось, что у него до Саратова всего 40 копеек и скоро нечего будет есть. Я заставил его принять 5 рублей. Теперь все успокоилось, но буря не унимается, и я не знаю, когда мы двинемся. Из Самары буду телеграфировать. Вот уже десять дней, что я в дороге. Должен Тебе сказать что j’en ai assez¹. Я смотрю на свой обмерзший пароход, и мне представляется, что это путешествие на Северный полюс. Хотя мало сладкого ждет меня в Саратове, но мне все кажется, что там как-то легче с тобою сноситься и там я начну ждать твоего приезда, моя бесценная, ненаглядная. Некоторые железные дороги уже начали понемногу ходить, и я надеюсь, что и наша каторжная Рязанская скоро запыхтит. Если завтра доеду днем до Самары, то посещу Засядко. Ах, если бы меня утешила в Самаре телеграмма от тебя. Напиши мне, когда можно будет писать, допахали ли поля в Пилямонте, также в Колноберже. Как посадки? Оправдал ли в Пилямонте умолот мои предварительные расчеты. Сегодня Шленобермский должен был привезти тебе две тысячи. Я побаиваюсь немного по нынешним временам, что ты дома держишь такие суммы. Ах, если бы я знал, что у вас все тихо и хорошо, а то иногда на меня вдруг нападает тоска и беспокойство по своим дорогим. Люблю тебя, ангелок мой. Ведь ты знаешь и чувствуешь, как глубоко и крепко люблю.

¹  французский: с меня довольно

23. X. 1905 годъ, изъ Саратова, телеграмма
Здоров городе спокойно. Крупные беспорядки уездах. Целую писать некогда

24. X. 1905 годъ, Д. Ф. Трепову, телеграмма
Городе сегодня порядок не нарушался. Из Пензы батальон прибудет только завтра такое непоправимое замедление лишило меня возможности принять уездах предупредительные меры и сегодня сожжено и разграблено еще несколько имений людей не убивают; использовал всевозможные наличные силы чтобы отстоять несколько крупных опасных центров дабы не создать новых очагов; разгромы начинаются еще в трех уездах Балашовском Сердобском Петровском; направляются все силы локализовать распространение. Мариинское земледельческое училище¹ укрепилось выкинуло красный флаг и приготовилось выдержать осаду. Послал вице-губернатора и войсковую часть и приказал силой взять виновных; телеграфировал командующим войсками о высылке необходимого количества войск с прибытием которых надеюсь переловить и агитаторов; как только возможно будет выехать из города, не возбуждая опасности нового погрома, сам поеду места беспорядков

¹  находилось в селе Николаевский Городок Саратовского уезда, один из центров революционного крестьянского движения в губернии

25. X. 1905 годъ, изъ Саратова, телеграмма
Городе благополучно. Уездах бунты, погромы. Здоров писать некогда

26. X. 1905 годъ, изъ Саратова, телеграмма
Здоров городе спокойно, уездах очень тревожно. Движение еще не вполне восстановилось, вагон едва ли может прийти раньше десяти дней

27. X. 1905 годъ, изъ Саратова
Здоров, беспокоюсь без известий. Городе спокойно, уездах очень плохо

27. X. 1905 годъ, изъ Саратова
Телеграмму получил, здоров. Положение уездах не улучшается, городе спокойно. Ни разу не успел написать но прошу писать тебе наших друзей

28 октября 1905 годъ, городъ Саратовъ
Милая, душка моя, хотя я изнурен работою с 8 утра без отдыха до 1 часа ночи, а еще папки с бумагами не тронуты, но хочу поцеловать тебя. Дела идут плохо. Сплошной мятеж в пяти уездах. Почти ни одной уцелевшей усадьбы. Поезда переполнены бегущими, почти раздетыми помещиками. На такое громадное пространство губернии войск мало и они прибывают медленно. Пугачевщина! В городе все спокойно, я теперь безопаснее, чем когда-либо, так как чувствую, что на мне все держится и что, если меня тронут, возобновится удвоенный погром. В уезд выеду, конечно, только с войсками, теперь иначе нет смысла. До чего мы дошли. Убытки — десятки миллионов. Сгорели Зубриловка, Хованщина и масса исторических усадеб¹. Шайки вполне организованы. Целую, обожаю тебя, ангел. Деток целую

¹  в телеграмме от 22 октября 1905 года П. А. Столыпин сообщал Д. Ф. Трепову, что в Саратовской губернии разгромлено до 22 имений

28. X. 1905 годъ, въ Главный штабъ, телеграмма
В Петровском уезде вспыхнуло движение охватившее ранее с особою силою уезды Саратовский Аткарский Сердобский и Балашовский. Вчера ночью сожжены разгромлены хутора Аплечеева, Огарева; банды грозят имениям герцога Лейхтенбергского, Ермолаева, Кожина. Войска Петровского уезда всего одна полусотня одна рота. Завтра ночью рассчитываю на прибытие туда сотни из Самары. Самое опасное положение границе Балашовского и Сердобского уездов где грабят громят целый ряд имений жгут мосты громят железные дороги. В Аткарском уезде после взятия земледельческого училища¹ почти повсеместно водворен порядок награбленное возвращается но большинство учеников училища разбежавшись по уездам стали во главе банд совместно с крайними революционными элементами и выпущенными из тюрем задержанными во время летнего аграрного движения. В Саратовском уезде положение улучшается. Сегодня захвачена важная ириновская банда без кровопролития. В Балашовском уезде также разбита шайка есть раненые. О положении и принятых мерах подробно телеграфировал ежедневно генералу Трепову распорядился разъяснить манифест который толкуется агитаторами как равное право всех на землю и отмена всякого начальства. С прибытием достаточного количества войск движение удается подавлять без жертв но Казанский округ не может удовлетворить потребность поэтому вновь ходатайствую присылке полка пехоты и двух сотен кавалерии немедленно же из других округов. Докладываю Вашему Сиятельству о серьезности движения почва для которого давно подготовлена. В губернии городе Саратове еще очень тревожно но порядок поддерживается полный

¹  Мариинского

29 октября 1905 годъ, городъ Саратовъ
Два слова моей душке. Теперь 2 ½ часа ночи и я с 8 утра за письменным столом. Напрягаю все силы моей памяти и разума, чтобы все сделать для удержания мятежа, охватившего всю почти губернию. Все жгут, грабят, помещики посажены, некоторые в арестантские, мятежниками, стреляют, бросают какие-то бомбы. Крестьяне кое-где сами возмущаются и сегодня в одном селе перерезали 40 агитаторов. Приходится солдатам стрелять, хотя редко, но я должен это делать, чтобы остановить течение. Войск совсем мало. Господи помоги! В уезд не могу ехать, так как все нити в моих руках и выпустить их не могу. У Кнолля нарыв в ухе, но он завтра поедет. Движение восстанавливается, и скоро пришлю вагон. Люблю. Твой. Не верь газетной утке, что мне предложили пост министра внутренних дел. Слава Богу, ничего не предлагали, и я думаю о том, как бы с честью уйти, потушив с Божьею помощью пожар. От Тебя три дня ничего — меня это мучает.

30 октября 1905 г., Саратов
Драгоценная, целую Тебя перед сном. Теперь час ночи — ра¬ботаю с 8 час. утра! В приемной временная канцелярия, писцы работают на ре¬мингтонах. Околоточные дежурят и ночью. И вся работа бесплодна. Пугачевщина растет — все жгут, уничтожают, а теперь уже и уби¬вают. Во главе шаек лица, переодетые в мундиры с орденами. Войск совсем мало, и я их так мучаю, что они скоро все слягут. Всю ночь говорим по аппарату телеграфному с разными стан¬циями и рассылаем пулеметы. Сегодня послал в Ртищево 2 пуш¬ки. Слава Богу, охраняем еше железнодорожный] путь. Приез¬жает от Государя ген[ерал]-ад[ъютант] Сахаров. Но чем он нам поможет, когда нужны войска - до их прихода, если придут, все будет уничтожено. Вчера в селе Малиновке осквернен был храм, в котором зарезали корову и испражнялись на Николая Чудо¬творца. Другие деревни возмутились и вырезали 40 человек. Ма¬лочисленные казаки зарубают крестьян, но это не отрезвляет. Я, к сожалению, не могу выехать из города, так как все ни¬ти в моих руках. Город совсем спокоен, вид обычный. Ежедневно гуляю. Не бойся, меня охраняют, хотя никогда еще я не был так безопасен. Революционеры знают, что если хоть один волос па¬дет с моей головы, народ их всех перережет. Лишь бы пережить это время и уйти в отставку, довольно я послужил, больше требовать с одного человека нельзя, а соз¬нать, что чтобы ни сделал, свора, завладевшая общественным мне¬нием, оплюет. Уже подлая здешняя пресса меня, спасшего город (говорю это сознательно), обвиняет в организации черной сотни. Я совершенно спокоен, уповаю на Бога, который нас нико¬гда не оставлял. Я думаю, что проливаемая кровь не падет на ме¬ня, и Ты, мой обожаемый ангел, не падай духом. Быть может, это местное явление — все сожгут и пройдет. Я обожду, если пройдет острый кризис, вышлю вагон; пока у Вас безопаснее. Если дело ухудшится, вышлю заграничный паспорт, отправлю вас в Берлин. Сахаров Виктор Викторович (1848—1905) — генерал-адъютант, генерал-лей¬тенант (1897). Начальник Главного штаба (1898). Генерал-адмирал (1903). Во¬енный министр (1904—1905). 30 октября командирован в Саратовскую губер¬нию «для расследования возникших в ней беспорядков и для принятия, от имени Государя Императора, немедленных мер для прекращения таковых». 22 ноября был застрелен в губернаторском доме, в своем кабинете эсеркой А.А. Биценко, пришедшей к нему на прием. Похоронен в Новодевичьем монастыре в Петербурге. Биценко Анастасия Алексеевна (1875—1938) — член Летучего отряда Боевой организации партии эсеров. Была приговорена к смертной казни, замененной на бессрочную каторгу, которую отбывала до марта 1917 г. С ноября 1917 г. член ЦК партии левых эсеров. Входила в советскую делегацию на мирных переговорах в Брест-Литовске (1918). Расстреляна 16 октября 1938 г. по при¬говору военной коллегии Верховного суда СССР.

31 октября Из Саратова Движение усиливается, для подавления беспорядков по Вы¬сочайшему повелению командируется сюда бывший военный ми¬нистр Сахаров. Нежно целую.

31 октября Из Саратова Здоров, положение без изменения, [в] городе спокойно, [в] уездах много человеческих жертв. Нежно целую.

31 октября 1905 г., Саратов Олинька моя, кажется, ужасы нашей революции превзойдут ужасы французской. Вчера в Петровском уезде во время погрома имения Аплечеева казаки 50 челов[ек]) разогнали тысячную толпу, 20 убитых, много раненых. У Васильчикова 3 убитых. Еще в разных местах 4. А в Малиновке крестьяне по приговору перед церковью забили насмерть 42 человека за осквернение святыни. Глава шайки был в мундире, отнятом у полковника, местного помещика. Его тоже казнили, а трех интеллигентов держат под караулом до прибытия высшей власти. Местные крестьяне двух партий воюют друг с другом. Жизнь уже не считается ни во что. Я рад приезду Сахарова - все это кровопролитие не будет на мо¬ей ответственности. А еще много прольется крови. В городе завтра хоронят убитого рабочего и готовится опять манифестация — весь гарнизон на ногах. Дай Бог пережить все это. Целую Тебя много, нежно и деток. Как только уляжется, вышлю вагон. Сахарова приглашу жить у нас.
Аплечеев Александр Всеволодович — действительный статский советник, по¬четный мировой судья, член судебного присутствия уездного съезда Воль¬ского уезда, член уездного отделения комитета Общества попечительного о тюрьмах.

1 ноября 1905 г., Саратов Дутя, ангел, сегодня как-то веселее. Сразу получил от Тебя первые три письма с письмами моих милых девочек. Сегодня хо¬ронили одного убитого рабочего, хотели сделать грандиозную ма¬нифестацию, весь гарнизон был на ногах. Рабочие были у меня. Я с ними говорил и имел успех, так как граждане-рабочие не вы¬кинули даже черного флага, как того хотели. В уездах все та же пугачевщина. Каждый день несколько убитых и раненых. Точно война! Сегодня уехала Машинька Каткова. Она очень сердечно ко мне отнеслась во всех этих бедах. Не знаю почему, но что-то мне подсказывает, что теперь уже мы движение одолели и оно будет ослабевать. Завтра выезжаю в Ртищево, где съедусь с генералом Саха¬ровым, чтобы поставить его в курс дела. В сущности, его приезд снимает с меня ответственность за пролитие крови. Мне что-то кажется, что о вагоне можно подумать. Я по¬слал Тебе телеграмму, забыв о сроке афер. Прощай, возлюбленная. Твой Я для Сахарова купил одеяло - 13 рублей.

3 ноября 1905 г. Из Саратова Выехал навстречу Сахарову [в] Ртищево. Здоров, надеюсь завтра вернуться. Жду ответа насчет возможного времени приез¬да, вагон высылать можно. [В] уездах все то же.

4 ноября 1905 г., [Саратов] Дорогая, глаза слипаются от утомления, но боюсь новой за¬бастовки и пишу. Вчера часа 2 просидел в Ртищеве и, не дождав¬шись Сахарова, ночью вернулся в Саратов по тревожной телеграм¬ме о том, что в Петербурге началась опять общая забастовка. Ка¬кой ужас! Неужели я опять разобщен буду с Тобою. Сегодня прибыл Сахаров. Он очень мил, говорит, что прие¬хал помогать мне. Тоже говорил о том, что меня прочат в минист¬ры. И Ты, дутя, уже горевала. Слава Богу, мне никто ничего не предлагал. А уже газеты начали по этому поводу ругаться. «Русь» написала, что после известных событий Балаш[овская] ист[ория]) люди становятся конченными. Да минует меня сия чаша. А что с Мимою? Куда и отчего он ушел? А я вагон все-таки велел приготовить к отправке. Жду Тво¬ей телеграммы, если только забастовщики пропустят. Кроме проводника, посылаю надежного жандарма охранять вас в пути, дорогие мои. Целую, люблю. Твой

20 ноября 1905 г., Саратов Душка, родная моя, болезная. Я так измучился за эти два дня, что решаюсь отправить Тебе навстречу, хотя бы до самых Кейдан, околоточного надзирателя Равшу. По моим расчетам, выехав 16-го, Ты должна была быть здесь вчера - 19-го со скорым. Вооб¬рази мою тревогу, когда мне из Ртищева сообщили, что Ты не едешь. Сейчас из Аткарска, к ужасу моему, сообщают, что и се¬годня Ты не едешь со скорым. Действует только железнодор[ожный] телеграф на малых расстояниях и ничего узнать про Тебя не могу. Надеюсь на Бога и верю в Тебя, что за Тобою дети не про¬падут. Я решил, что или кто-нибудь из детей заболел, или разли¬лась Кроста, или Ты побоялась, что вслед за почтою забастует и же¬лезная дорога и не решилась ехать. Железные дороги действуют и пока не хотят бастовать, и Ты бы проскочила. Равше приказал везде по пути осведомляться по этому поводу и доложить Тебе. Боюсь теперь и решать за Тебя. Жажду прижать Тебя к своему сердцу и многое решить, но понимаю Твою боязнь рисковать двинуться в путь. Наша Ряз[анско-]Ур[альская] дорога по-видимо¬му будет и впредь работать, а она из самых бедовых. Не пишу про здешние дела, очень уж все безотрадно. Почему-то все ожесточе¬ны против Кнолля, будто бы за бездействие во время погромов. Одна бомба, готовящаяся ему, разорвала самого покусителя, а вчера ему под ноги бросили снаряд, начиненный динамитом, не взорвав¬шийся по какой-то случайности. Он приговорен, и я прошу пе¬ревести его в другую губернию. Аграрные беспорядки пока затихли. Вчера я вернулся с ген[ералом] Сахаровым из Баланды. Все гимназии и школы бас¬туют и бунтуются. Творится что-то неописуемое. Я, кажется, безо¬пасен, на меня не озлоблены. Если наш любимый Мимочка с То¬бою, нежно его обнимаю. Если Равшу пошлешь накануне своего выезда, то через него можешь известить Сашу в Москве. Нежно и много целую Тебя, только и живу мыслью о Тебе и детях. Люблю.

26 апреля 1906 г., С.-Петербург Оля, бесценное мое сокровище. Вчера судьба моя реши¬лась! Я министр внутренних дел в стране окровавленной, потря¬сенной, представляющей из себя шестую часть шара, и это в одну из самых трудных исторических минут, повторяющихся раз в ты¬сячу лет. Человеческих сил тут мало, нужна глубокая вера в Бога, крепкая надежда на то, что он поддержит, вразумит меня. Госпо¬ди, помоги мне. Я чувствую, что он не оставляет меня, чувствую по тому спокойствию, которое меня не покидает. Поддержка, помощь моя будешь Ты, моя обожаемая, моя вечно дорогая. Все сокровище любви, которое Ты отдала мне, со¬хранило меня до 44 лет верующим в добро и людей. Ты, чистая моя, дорогая, Ты мой ангел-хранитель Я задаюсь одним - пробыть министром 3-4месяца, выдер¬жать предстоящий шок, поставить в какую-нибудь возможность работу совместную с народными представителями и этим оказать услугу родине. Вот как прошло дело - вчера получаю приказание в 6 ч[ас]. вечера явиться в Царское. Поехал экстренным поездом с Горемыкиным. Государь принял сначала Горемыкина, потом позвали меня. Я откровенно и прямо высказал Государю все мои опасения, сказал ему, что задача непосильна, что взять накануне Думы губернатора из Саратова и противопоставить его сплочен¬ной и организованной оппозиции в Думе - значит обречь мини¬стерство на неуспех. Говорил ему о том, что нужен человек, имеющий на Думу влияние и в Думе авторитет и который сумел бы несокрушимо сохранить порядок. Государь возразил мне, что не хочет министра из случайного думского большинства, все ска¬занное мною обдумал уже со всех сторон. Я спросил его, думал ли он о том, что одно мое имя может вызвать бурю в Думе, он ответил, что и это приходило ему в голову. Я изложил тогда ему мою программу, сказал, что говорю в присутствии Горемыкина как премьера, и спросил, одобряется ли все мною предложенное, на что, после нескольких дополнительных вопросов, получил ут-вердительный ответ. Тут на Морской квартира чудная, т. к. представляет из себя семейный дом. Все разместимся прекрасно, хватит и на гостей. При доме три лакея в ливреях, посуда, столовое белье, карета, коля¬ска, дрожки, пара лошадей. На даче в моем распоряжении катер для сношения водою с Петербургом, что и приятно, и безопасно. С перевозчиком я условился - за упаковку 80 коп. с пуда и дорога за мой счет. Говорят, что это недорого, но, быть может, Ты на месте устроишься дешевле. Спроси Мораки. Я предложил место Саратовского] г[убернато|ра гр(афу| Татищеву (из Вильны), и он согласился. Государю еще не докла¬дывал. Дубасову5, когда он поставит Татищева в курс, предостав¬лю тоже губернию. Положение с Думою оч[ень] тревожно: на почве амнистии конфликт неизбежен. Целую, прощай, минуты нет. Селиванов Андрей Николаевич — генерал от инфантерии, 29 апреля 1906 г. назначен иркутским генерал-губернатором, оставался в этой должности до 24 июля 1910 г. Суходольский Сергей Павлович - член совета министра внутренних дел. Альфераки Ахилл Николаевич — в звании камергера, действительный стат¬ский советник, в Министерстве внутренних дел числился сверхштатным чи¬новником особых поручений, позднее был откомандирован в Главное управ¬ление по делам печати. Почетный мировой судья по Таганрогскому округу. Штрандман Константин Карлович - член совета министра внутренних дел. Действительный статский советник Дубасов Дмитрий Николаевич 7 октября 1906 г. был назначен симбирским губернатором, оставался в этой должности до 28 февраля 1911 г.

26 июля 1906 г.. Саратов Сейчас половина первого ночи, но я не хочу, обожаемая моя. оставить Тебя без новостей. Я вернулся вчера вечером, но несмотря на это время, на вокзале было человек 50. Во главе с Ухтомским и Кропотовым (два маршала). Весь день сего¬дня тянулась вереница людей, а вечер я провел у Львова. Он не хочет отвечать на полученные удары и ведет себя по-джентельменски. Здесь все спокойно. Очень набожная Антонина слушала молебен. Думаю только о Тебе, о том. как Ты гру¬стишь из-за меня. Только бы Ты не болела. Как я надеюсь где-то к 15 августа ока¬заться в Твоём раю (франц.). Ухтомский Александр Александрович — князь, надворный советник, гласный Саратовской городской думы от земства, саратовский уездный предводитель дворянства, председатель Саратовской уездной земской управы, член местно¬го управления Российского общества Красного Креста, командор Саратов¬ского речного яхт-клуба, член Саратовского окружного правления Импера¬торского Российского общества спасения на водах.

Петр Аркадьевич Столыпин

« ѣ

2 апреля 1862 года, Дрезден, Саксония — 5 сентября 1911 года, Киев

государственный деятель Российской империи, уездный предводитель дворянства в Ковно, Гродненский, затем Саратовский губернатор, министр внутренних дел, премьер-министра.

Петр Аркадьевич Столыпин происходит из старинного дворянского рода. Родился 2 апреля 1862 года в столице Саксонии Дрездене, куда ездила к родным его мать. Спустя полтора месяца — 24 мая — был крещён в дрезденской православной церкви. Детство провел до 1869 года в усадьбе Середниково Московской губернии, затем в имении Колноберже Ковенской губернии. В 1874 году двенадцатилетний Петр был зачислен во второй класс Виленской гимназии, где проучился до шестого класса. В сентябре 1879 года 9-й армейский корпус под командованием отца переведен из Болгарии в город Орёл. Пётр и его брат Александр были переведены в Орловскую мужскую гимназию[13]. Петра зачислили в седьмой класс. По словам Б. Фёдорова, он «выделялся среди гимназистов рассудительностью и характером»[14

 

---

назадъ

титулъ

далѣе